Годы испытаний. Книга 2. Волга — русская река

Подошел Куралесин. У него торчат из-под шапки мокрые, взъерошенные волосы. На лице застыла гримаса недовольства.

— Ты чего, Трофеевич, над каждым мертвяком, как поп, священнодействуешь? Это нам и в неделю их всех не заховать. Тоже мне работенку всучили…

Ерофеевич не обращал внимания на его недовольство, продолжал хоронить убитых. Тряпицей он обтирал лицо. Заметив потемневшие и выцветшие на солнце нашивки за ранения, сказал:

— Вот таких бы я посмертно награждал. Сколько кровушки пролил, а у него и медальки нет.

Куралесин опять подошел сердитый, поднял труп.

— Ну-ну, ты полегче! К мертвому человеку ты должен с особым вниманием. А ты хватаешь, будто тебе это коряга. Жаль, время не такое, а то бы и марш надо хороший сыграть и салют в последнюю дорогу. Нет, я с тобой больше хоронить не стану. Бессердечный ты человек, Куралесин. Вот что я тебе скажу…

Глава двенадцатая

1

За месяц, что находился Евгений Миронов в батальоне, комиссар Ларионов полюбил его, как родного сына. И к тому были свои причины. Во время отступления летом 1941 года его жена, врач полка, в котором они служили вместе, была тяжело ранена при бомбежке и умерла у него на руках. Остался сын. Мальчику шел четырнадцатый год. Он жил у матери Ларионова на Дону. Мальчик был не по годам развитой и на голову выше отца ростом. Звали его тоже Евгением. По настоятельной просьбе сына комиссар взял его к себе на фронт. Пристроил в оружейную мастерскую полка. Там Женя помогал оружейным мастерам, да и сам учился. Но не сиделось молодому парню в мастерской. Вокруг происходили такие события, и романтического юношу потянуло к саперам. Ларионов не возражал. Через несколько недель Женя «осаперился», но на боевые задания его не брали: «Молод. Пусть солдатской каши еще покушает». Но однажды Женя, пользуясь хорошим к нему отношением командира взвода разведки, упросил его взять на задание. Пошел и не вернулся: в перестрелке был убит. Тяжело перенес это горе отец. Он поседел за одну ночь и с тех пор стал отчужденным и замкнутым. Но время брало свое. Отходила его замерзшая душа. И вот с приездом брата Миронова комиссар стал с каждым днем все больше испытывать к нему отцовскую привязанность. И у Евгения появилось чувство доверия к нему. Строго опекал Ларионов Евгения. Заметив, что последнее время по вечерам бывает у Евгения военфельдшер Валя Пятеркина, комиссар насторожился: «Чего она около него увивается?» И встретив ее, сказал:

— Вы вот что, товарищ Пятеркина, — перестаньте парню голову кружить.

— Товарищ старший политрук, я вас что-то не понимаю, — сказала она, смущаясь. — Вы о чем?

— А все о том, товарищ Пятеркина. Мне ваши маневры вокруг Евгения Миронова понятны. Постыдились бы: он совсем еще мальчишка.

— Да что вы, товарищ старший политрук? У меня на него никаких видов. На гитаре он больно хорошо играет. А я люблю песни.

«Знаем мы эти песни», — подумал Ларионов.

Комиссар был твердо убежден, что молодому, полному сил и энергии Евгению надо учиться военному делу. Не раз он говорил по этому поводу с комбатом, но тот только отмахивался: «Пусть учится на передовой».

Ларионов зашел к Миронову для решительного разговора. Комбат сидел за картой. Евгения не было. На столе у Миронова стояло два букета цветов.

— Хорошие букетики. Это кто же тебе преподносит? — улыбнулся комиссар.

Миронов отложил карту в сторону.

— Это мне Чайка каждое утро дарит. А Евгению Пятеркина принесла за песни.

— А где Евгений? — спросил комиссар.

— Пошел в пулеметную роту, к Пугачеву, поохотиться.

— Напрасно ты его отпустил, — сказал Ларионов… — Но, Александр Николаевич, это не главное, зачем я к тебе шел. Давно меня волнует вопрос: что же ты с брательником все же делать собираешься? Парень он, видать, смышленый, военное дело любит. Ты погляди, как он быстро изучил все пулеметы и стреляет прилично…

Миронова тоже волновал вопрос о брате. Куда его определить? Держать при себе в качестве неположенного второго адъютанта не позволяла совесть, а направить снова в роты на снайперскую охоту после ранения он опасался. В батальоне кругом была опасность, но на передовой ее было больше. Прислушиваясь к голосу комиссара, он соглашался, что можно там зря погубить молодого, малоопытного человека. Ему бы непременно надо учиться, чтобы стать хорошим бойцом или командиром. Ведь боевого опыта у него совсем не было. Но и послать учиться Евгения было тоже не просто, да и не хотел комбат злоупотреблять своим служебным положением. Все это он н высказал комиссару. Ларионов выслушал его спокойно, не перебивая.

— И все же давай попытаемся его послать учиться. Тебе, я понимаю, неудобно. Давай попробую я.

— Но куда?

— На армейские курсы младших лейтенантов. Сейчас в штабе полка отбирают кандидатов.

— Но ведь он воевал мало, всего около месяца. Да и молод он еще для того, чтобы быть командиром.

— Попытаемся. Спыток не убыток, — сказал Ларионов.

И Миронов согласился.

2

На рассвете Ракитянский подозвал к телефону Канашова. Звонил его левый сосед — полковник Быстров.