Годы испытаний. Книга 2. Волга — русская река

— Товарищ полковник, комиссару дивизии и начальнику штаба ваше приказание передано.

Канашов глядел на своего нового адъютанта. «Жаль, конечно, что Ракитянского нет. К тому я привык. Он мне как родной сын был, и толковый, расторопный. Как сказала Нина о новом адъютанте? „Красивый парень“. Да, именно красивый юнец. А мне нужен боевой, смышленый помощник, а не мальчик на побегушках…»

— Товарищ лейтенант!

— Я слушаю вас, товарищ полковник. — Красночуб, вытянув шею, глядел настороженно на комдива.

— У вас должен быть образцовый внешний вид. Это первая необходимость для каждого командира. Но запомните к тому же, вы не личный адъютант — посыльный по мелким поручениям, а мой боевой помощник. Понимаете? Боевой помощник, — повторил Канашов. — Вы должны всегда знать обстановку и уметь быстро наносить ее на карту, знать все, что делается в дивизии, и иметь постоянно при себе каску, противогаз, лопату и автомат.

— Будет исполнено, товарищ полковник, — отчеканил Красночуб, все еще недоумевая, зачем требует строгий его начальник иметь такую полную экипировку. «Это он, по-видимому, хочет скорее приобщить меня к солдатской, жизни», — подумал лейтенант.

2

Вскоре явились к Канашову Шаронов и Стрельцов.

По суровому лицу комдива, его поджатым губам и глазам, сверлящим карту, комиссар и начальник штаба догадались, что Канашов их вызвал по очень важному делу.

Шаронов догадывался о предстоящем разговоре. Он смотрел то на Канашова, то на карту. Стрельцов без всякой на то надобности достал и спрятал в полевую сумку штабные документы, и потом, уловив, зачем их вызвал полковник, развернул гармошку карты, положил рядом полевую книжку, сжимая в левой руке несколько остро отточенных цветных карандашей.

— Товарищи… — Канашов взглянул на часы. Было двенадцать. Оставалось полчаса до доклада командующему. — У меня мало времени. Будем дорожить каждой минутой. По обороне нашей дивизии противник намеревается нанести один из главных ударов. Немцы с часу на час могут начать наступление. Все данные разведки подтверждают это. Но главное — мы не знаем, когда они начнут прорыв…

— Положение нашей дивизии можно сравнить с прикованным человеком, под которым заложена мина с часовым механизмом, — проговорил Шаронов и потер переносицу. — И человек этот не знает, когда она взорвется.

Комдив встал, уперся руками в стол.

— Я принял решение отвести из первой и второй траншей подразделения первого эшелона на третью траншею и на вторую позицию. Буду докладывать об этом командующему. Пока ясно одно: противник вряд ли начнет наступление сегодня, так как уже… — он опять взглянул на часы, — двенадцать пятнадцать, вторая половина дня. Исходя из обстановки, предположим, что немцы могут попытаться начать прорыв завтра с утра. Это их излюбленное время. Вам, Стрельцов, надо вызвать немедленно ко мне командиров и комиссаров полков. Тебе, Федор Федорович, надо продумать, как лучше организовать коммунистов на выполнение предстоящей задачи. Главное — строжайшая маскировка, организованность и быстрота.

Комиссар и начальник штаба, получив приказ комдива, ушли. Канашов поднял трубку, попросил соединить его с командующим и доложил ему свои соображения. Генерал Шестаков выслушал и одобрил решение комдива, посоветовав для нескольких батарей дивизионной артиллерии подготовить временные огневые позиции ближе к передовой для отражения немецких танков.

— Наша армия, — сказал генерал, — держит серьезный экзамен на зрелость. И многое зависит от вашей дивизии и дивизии Быстрова.

Канашову хотелось уверить командующего, что он сделает все, чтобы выполнить задачу и не дать немцам прорваться. Но он воздержался от этого желания, так как знал, что враг по меньшей мере в три раза, а то и более, превосходил в силах его дивизию.

3

Поздно ночью к Канашову пришла Аленцова. Он еще сидел над картой, наносил последние данные о перемещении подразделений и огневых средств на новые позиции.

— Нина? Ты чего не спишь?

— А я недавно вернулась из полка…

По тому, как она была задумчива и старалась не встречаться глазами с ним, он догадался, что ее приход не случаен.

— У тебя что-либо случилось? Ты чем расстроена?

— Ничего не случилось. Я что, помешала тебе?

— Нет, Нина. Садись, сейчас выпьем чаю. Товарищ Красночуб, завари покрепче чайку и перекусить сообрази.

Красночуб ушел.

— Может, и не к месту, Михаил, и не ко времени мой приход… Но я хотела с тобой посоветоваться. Я утром еще получила письмо.

— От кого? От мужа?

— От Бурунова.

— От Бурунова? Ну и что?

— Ничего. Лежит в госпитале, лечится. Вспоминает о дивизии. Жалеет, что не с нами, и просит ему писать.

Аленцова невольно смутилась. Канашов ревниво сказал:

— Дай мне письмо, и если даже он не пишет тебе о любви, я без труда прочту об этом между строк.

— Допустим, но и что из этого?

— Ничего. Я только отвечаю на твой вопрос. И представь, он влюблен давно и, по-моему, серьезно.

— Чего же ты не сказал мне об этом раньше? Тебе все это могло показаться, и только.