- Прошу извинить, господин генерал, за беспокойство. Мне бы очень хотелось вас видеть и говорить лично, но меня вызывает на доклад мой начальник. Поэтому решил сообщить радостную для нас новость. Операция «Зеленый крест» по уничтожению партизан в районе Долгий Мох прошла исключительно удачно. Да, да. Собственно, вашим танкам там было почти нечего делать. Правда, они произвели потрясающий эффект и прижали к лесу этих бандитов. Мы потеряли всего одну треть карательного отряда, а партизаны - очень много.
- Сколько примерно?
- Пока еще точно неизвестно, но не меньше пятисот человек.
- Есть пленные?
- Разумеется. Двенадцать человек.
- Значит, бои были очень упорные?
- Очень. Но теперь, господин генерал, в нашем районе, я думаю, надолго установится порядок. В лесах Долгого Моха, я уверен, установлен «Зеленый крест» этим бандитам.
- И вы полагаете, что вам удалось уничтожить всех партизан?
- Конечно, нет, но оставшиеся мелкие группы разбежались по лесам и вряд ли захотят иметь с нами встречу. Кроме того, мы приняли и профилактические меры. В деревнях, где был схвачен хотя бы один партизан или найдены их пособники, мы расстреляли каждого пятого жителя, а шесть деревень, где население активно помогало этим бандитам, мы сожгли до единого дома.
- Кто же проводил всю эту операцию?
- Я руководил. У меня имеются отличные исполнители и помощники. надо уметь выжимать из подчиненных все их возможности. Думаю, я выжал…
Мильдер чувствовал, что капитан навеселе и поэтому излишне многословен и болтлив.
- Расскажите об этом, капитан, при личном докладе. А сейчас - торопитесь. Желаю успеха!…
- Спасибо, господин генерал. Постойте, что я еще хотел вам сказать? Да… Завтра я посылаю в ваше распоряжение сто двадцать шесть человек военнопленных. Я уже распорядился, чтобы им подготовили для размещения бывший районный клуб в селе Долгий Мох. Капитан Руммер - хозяин своего слова, господин генерал…
«Да, он, кажется, неплохой малый. Я не ошибся в нем».
3
В помещение колхозного клуба деревни Долгий Мох согнали военнопленных. В разбитые окна влетал с ветром снег. Через худую крышу капала с потолка вода. В грязном, загаженном конским пометом зале (до этого здесь была, конюшня немецкого коменданта) сидели и стояли сотни людей.
Вокруг клуба ходили два немецких часовых - автоматчики.
Многие из военнопленных ранены. В зале стоял резкий запах гноя и человеческого пота.
Немецкие часовые, вобрав голову в плечи и подняв воротники, ходили, мерзли. Один из них скучал. Он то и дело подходил и переговаривался с напарником, Потом он ушел и принес двухрядную гармонь.
- Хто умель играйт? - спросил немец.
- Давайте… Попробую, - потянулся к гармони высокий сутулый боец.
Это был Иван Полудница, По тому, как легко и привычно пробежали его пальцы по басам, все видели, что гармонь попала в умелые руки.
Полудница, не торопясь, выверял лады, брал аккорды, будто настраивался. Потом поглядел на унылые лица товарищей и, растянув мехи, рванул залихватскую «Барыню».
- Карашо, русь, карашо, - заулыбался немецкий часовой и, притопывая, стучал ботинком о ботинок, согреваясь.
Видно, тронул сердце крестьянское родной с детства мотив. Люди прикрывали глаза и слушали. Им казалось, что они собрались, как бывало, на колхозный вечер в родной деревне. Полудница топнул ногой и пошел с гармонью в присядку.
Из немецкой военной комендатуры вывели двоих. Впереди шел, прихрамывая, высокий простоволосый человек с разбитым, и кровоподтеках лицом. На шинели петлицы с тремя рубиновыми кубиками. Половина левого рукава шинели оборвана. Раненая рука, обвязанная белой тряпкой, и разорванная нижняя рубаха в густых красных маках. За ним, с трудом передвигая ноги, тащился, придерживаясь рукой за плечо командира, молоденький, совсем еще мальчишка, безусый красноармеец. Его то и дело пинали ногами идущие сзади немецкие автоматчики.
- Шнеллер, шнеллер, русиш швайн [9]
…- Братцы! - раздался крик в клубе, подрезав веселую плясовую мелодию. - Наших… наших, гады, ведут на расстрел!
Тут гармонист резко оборвал плясовую. Взоры всех были прикованы, к раненым-обреченным. Полудница пристально всматривался в глаза товарищей и начал хрипловатым, но уверенным голосом суровую и мужественную мелодию:
…Смело мы в бой пойдем
За власть Советов
И, как один, умрем
В борьбе за это…
В углу красноармеец с перевязанной рукой подтянул ему, вплетая густой бас в одинокий напев. Вскоре к ним присоединилось еще и еще несколько голосов:
…И, как один, умрем
В борьбе за это.
И вдруг сразу все, как один, подхватили мощный, громыхающий припев. И вот уже сотни людей с непоколебимой решимостью, сжимая кулаки, стояли и пели песню.
Двое на миг приостановились, расправив плечи. Старший лейтенант, вскинув голову, тряхнул свалявшейся густой копной волос. Улыбка едва тронула дрогнувшие губы. Молоденький красноармеец приоткрыл от удивления рот. Но, подталкиваемые тычками немецких конвоиров, они тронулись дальше. Закусив губу, старший лейтенант шел, почти не хромая, а рядом, чуть приотстав, шагал его напарник.