- Замолчайт! - закричали часовые у клуба и сделали несколько автоматных очередей в воздух.
Но песня продолжалась. Людей не остановить. Они полны решимости допеть ее до конца. Только смерть была в силах прервать эту могучую волну человеческих голосов.
Из домов выбегали местные жители. Они стояли и жадно слушали знакомый мотив. С ним шли их отцы и старшие братья на штурм Зимнего в октябре 1917 года, били иностранных захватчиков в гражданскую войну.
На улицах Долгого Моха скопилось много народу. Песня долетела и до немецкой военной комендатуры. Сейчас там находился приехавший на доклад начальник сводного отряда полиции Пузняев.
- Это что там такое у вас происходит? - спросил Руммер у начальника полиции Долгого Моха Царькова и метнул на него сердитый взгляд.
- Разрешите навести порядок, господин капитан? - Царьков глядел на Руммера, виновато шаря глазами. А про себя думал; «И надо же такому случиться. Не, успел появиться начальник карательного отряда, а у меня такой промах. Ну ничего, я им покажу песни… Долго помнить будут!»
Царьков вызвал по тревоге своих полицаев. Они бросились к клубу, размахивая резиновыми дубинками-шлангами, по пути избивали и разгоняли местных жителей и кричали пьяными, осипшими голосами:
- Разойдись, разойдись! Стрелять будем.
Царьков первым ворвался в колхозный клуб, подбежал к Полуднице и ударил его дубинкой по голове. Гармонист упал, но люди продолжали песню. Тогда взбешенный Царьков выхватил пистолет и выстрелил в первого попавшегося ему на глаза поющего, затем - во второго, третьего…
- Вот так будет с каждым, кто не заткнет свой поганый рот, - пригрозил он, оглядывая пленных. Нижняя челюсть его дрожала. В уголках рта пузырилась пена.
Из темного угла кричали ему:
- Иуда!
- Предатель!
- Негодяй!
Царьков не видел, кто кричал, но сделал еще несколько выстрелов в угол и ранил еще двоих.
- Если не замолчите, сожгу всех живьем. Колотушкин, беги за керосином, а ты, Чиликин, за соломой…
Но песня, несмотря на угрозы, была допета до конца. Полудница лежал на боку, и тонкие ручейки крови стекали на пол. Полуоткрытые его глаза горели ненавистью.
Глава первая
В течение второй половины ноября и почти весь декабрь левофланговый полк дивизии Канашова безуспешно вел бои за безыменную высоту, господствующую на этом участке обороны. Трудности в овладении высотой заключались в неблагоприятных условиях местности. Болотистая пойма здесь переходила в озеро, окаймляющее высоту, на которой закрепились немцы. С высоты они вели разведку наблюдением на большую глубину, полностью просматривали левофланговый батальон, занимавший позиции в лощине, и держали под изнуряющим обстрелом подразделения не только этого полка, но и его соседа.
Однажды на рассвете батальону капитана Жигана при сильной артиллерийской поддержке удалось потеснить противника с высоты. Но батальон, увлеченный преследованием немцев, не закрепил захваченных позиций и был отброшен контратакой.
Как и во всех случаях, ошибку легче сделать, чем исправить. И, может, в этом и состоит жесточайшая несправедливость войны, что в бою ошибку совершает один, а исправляют ее десятки, сотни, а то и тысячи людей, расплачиваясь за нее кровью и жизнью своей.
Накануне нового, 1942 года, зима разбушевалась неистовыми метелями. На фронте наступило заметное ослабление активности с обеих сторон. А тут подвернулся удобный случай. Пошел немец менять на посту товарища и сбился с пути. Его и схватили бойцы. Но командир полка подполковник Коломыченко, уставший от многих неприятностей, связанных с неудачными боями за безыменную высоту, которую он окрестил «высотой смерти», не проявил интереса к «языку». Сколько там обороняется, он знал, и что немцы создали круговую систему огня и сильные заграждения на подступах к высоте - тоже знал. Словом, как говорил, он знал оборону на безыменной лучше, чем таблицу умножения.
Коломыченко узнал, что и Канашову сегодня попало от командующего. «Может, позвонить комдиву, что захватили «языка»? Ну, а что это даст? Вот позвонить бы, что высота взята, дело другое. Но попробуй возьми ее. Черта с два!…»
Со злобным шипением завывала вьюга.
Коломыченко соединился с комдивом по рации и сообщил ему о «языке».
- Приедете? Нет, я ничего, пожалуйста, товарищ полковник,
«Вот неугомонный человек, хочет сам приехать. Будет опять мне разгон…»
«Язык» проговорился о том, что привело в движение весь полк, заставив его поспешно готовиться к штурму высоты. Противник начал сменять свои подразделения новыми, пришедшими из резерва. И смена эта должна произойти сегодня и завтра ночью.
В штабе полка за столом сидели Канашов, Коломыченко, начальник штаба Звонарев и помощник по разведке Чурсин. Все склонились над картой крупного масштаба, на которой были нанесены местность и местные предметы до мельчайших подробностей. Комдив молчаливо водил по карте циркулем, прикидывал, высчитывал, изредка бросая взгляды на подчиненных.