Годы испытаний. Книга 3. Разгром

Марта писала об одном и том же, что хочет видеть его дома, что скучает и не находит себе места, и о том, как идут ее будничные, домашние дела. И вдруг, как бы между прочим. Мильдер даже встал с койки. Она просила его дать согласие обвенчаться дочери Грете с военным священником, неким Карлом. «Это замечательный и порядочный человек, — писала она, — думаю, что ты присоединишься к моему решению. Я благословила их».

«Нет, нет, — Мильдер никак не мог предполагать, что его дочь соединит свою судьбу с армейским священником — полувоенным человеком. В душе он всегда прочил дочери более завидную партию, и конечно, с военным, достойным их прусской юнкерской династии. — Да, Грета меня подвела. Видно, Марта что-то проглядела. Что значит не быть дома отцу.

И вот неудачное замужество дочери».

Это сообщение жены его очень огорчило. Он решил не идти играть в бильярд. Не мог и спать, хотя чувствовал, что все тело сковала усталость. Попросил адъютанта принести ему еще коньяку.

2

Поздно ночью командир дивизии полковник Бурунов был вызван командующим шестьдесят второй армией генерал-лейтенантом Чуйковым.

Командующий армией сообщил ему, что танковая бригада Сталинградского фронта прорвалась через оборону противника с севера, и что она вот-вот должна соединиться с частями дивизии Бурунова.

Комдив поднял всех на ноги. И всю ночь работали рации, звонили телефоны, бегали с распоряжениями и приказаниями связные и ординарцы, ожидая радостного известия о встрече с прорвавшимися частями. Взволнованные и уставшие под утро, многие, не выдержав напряжения, уснули, так и не дождавшись наших танкистов.

А с утра немцы обрушили на дивизию такой шквал огня, что даже бывавшие в подобных переделках командиры потеряли самообладание. То и дело с командных пунктов поступали вести одна тревожнее другой. И во всех донесениях говорилось о главном: «Перед фронтом обороны частей появилось много немецких танков».

«Откуда их взялось столько?» — подумал Бурунов, уже в который раз требуя от начальника разведки дивизии объяснить ему, как же, в конце концов, это произошло.

Майор Король, всегда такой подвижный и находчивый, докладывая, сник и только разводил руками.

— Товарищ полковник, уверяю вас, что в полосе обороны нашей дивизии новых танковых частей отмечено не было. И в резерве не было. — Он готов был поклясться, что это так, но только нервно поглаживал карманы руками, будто обтирал их. — Возможно, — пробовал предполагать он робко, — проглядела разведка штаба армии или фронта Немцы перебросили новые танковые части с других участков?

— Нам-то от этого не легче, — хмурясь, перебивал его Бурунов, — с других участков, иди с третьих, или сбросили их по воздуху. Что вот теперь будем делать? Почти сутки я ничего не знаю о батальоне полка Коломыченко. Последние сведения поступили, когда он сражался где-то у вокзала. Значит, или батальон полностью погиб, или же остатки его попали в плен. Как бы то ни было, но там образовалась брешь, в которую наверняка войдут танковые части противника.

«Что мне делать?» — говорил взгляд Бурунова. Майор Король тяжело вздыхал, но ничего конкретного не мог подсказать командиру дивизии.

Командующий армией непрерывно вызывал Бурунова, требуя наконец-то выяснить, что же случилось с одним из батальонов полка Коломыченко. А комдив каждый раз повторял одно и то же: «Батальон отрезан, окружен, сведений нет, принимаю меры, пытаюсь наладить связь». В конце одного из таких докладов генерал не выдержал и грубо оборвал:

— Что вы лепечете мне: «Отрезан, окружен, принимаю меры». Вы командир или провинившаяся девица? Мне надоело слушать ваш жалкий лепет. Если вы не доложите мне к утру, что с батальоном, я поставлю вопрос перед командующим фронтом о том, что вы не справляетесь со своими обязанностями.

Разговор прервался, и Бурунов, ослабевший от нервного перенапряжения, опустился на табуретку.

«Может, действительно у меня не хватает командирской хватки? Или же это один из тех критических военных моментов, который может быть у любого, даже самого достойного и опытного командира? Ведь я послал уже десятки связных, работает специально рация, которая ловит позывные только этого батальона, а все бесполезно».

Бурунов беспрерывно вызывал к себе связного. Батальон исчез бесследно.

«Не может этого быть, — убеждал себя Бурунов, мучительно раздумывая. — Не могут погибнуть все до единого. Да и связные — опытные ребята».

К Бурунову торопливо вошла Аленцова, за ней боец, небольшого роста, без пилотки, с перевязанной головой. Темно-коричневые бинты, спекшиеся от крови, съехали на правый глаз.

— Товарищ полковник, — строго взглянула она на бойца, — я прошу приказать ему немедленно идти в санбат. Дважды по дороге сюда падал без памяти. Начнем перевязку делать, а он в ход кулаки пускает, требует, чтобы его доставили к вам. А нам ничего не говорит. Матом ругается. Насилу привела его. Помогли санитары.

Боец бросил злой взгляд в сторону Аленцовой и заскрипел зубами.

Бурунов встал рывком, табуретка грохнулась на пол.