Он писал Сталину: «По моему глубокому убеждению, запланированное наступление под Сталинградом при настоящем соотношении сил и средств, которое сложилось к началу предстоящих боевых действий, не позволяет рассчитывать на какой-либо успех и, безусловно, обречено на провал, со всеми вытекающими отсюда для нас последствиями. Я как честный партиец, зная мнение и других ответственных участников наступления, просил бы вас, товарищ Сталин, немедленно заняться этим делом, тщательно проверить реальность всех принятых по предстоящей операции решений, отложить, а затем и отменить ее».
«Так вот она, причина, которая заставила лететь сюда и срочно собрать Государственный комитет обороны».
— Вы, Александр Михайлович, докладывали, насколько я помню, с Жуковым Ставке, — сказал Сталин, — что в осуществлении плана контрнаступления никто не сомневался и никаких серьезных предложений не вносил. Как же тогда понимать письмо товарища Вольского?
Василевский, размышляя, напрягал память.
— Товарищ Сталин, — сказал он, — я крайне удивлен поведением Вольского. Я просто его, мягко говоря, не понимаю. Как он может судить о подготовке всех фронтов и армий к наступлению и решать за командующих, которые сами участвовали в разработке своих операций и прислали согласованные и утвержденные ими планы в Генеральный штаб? По-моему, товарищ Сталин, никаких оснований для отмены операции, как и пересмотра срока, нет и не может быть.
Жуков сидел хмурясь, сжимая кулаки. Он порывался встать. Когда Василевский закончил доклад, он не выдержал и вскочил.
— Да как он может так легко и безответственно решать такие серьезные вопросы? Или все и Ставка шагают не в ногу, а он один… Сталин строго посмотрел на Жукова, и тот недовольный и рассерженный, сел, вытирал платком с лица выступивший пот.
— Соедините меня, пожалуйста, Александр Михайлович, сейчас с Вольским.
Он спокойно, к удивлению членов Государственного комитета обороны, говорил с ним, не повышая голоса, не упрекая, а только изредка лицо его морщилось в насмешливых складках. Закончив разговор, Сталин сказал:
— Будем считать, что письма от товарища Вольского не было. Просто произошло досадное недоразумение. Он извиняется. Обещает задачу выполнить. Переутомился товарищ. Бывают такие в жизни печальные истории. На вас, товарищ Василевский, Ставка возлагает непосредственную ответственность за проведение операций трех фронтов и координацию их действий.
Утром 19 ноября Василевский прилетел в Серафимович, где размещался штаб Юго-Западного фронта, но опоздал. Контрнаступление уже началось,
В полдень того же дня он прибыл в войска б-й танковой армии Кипоренко, которая наносила главный удар. Там он не нашел командарма, уехавшего в наступающие войска, но встретился все же с командованием фронта.
4
«Через пятнадцать минут начнется» — эти слова Миронова были главными в первые секунды для каждого, кто присутствовал на его наблюдательном, кто их слышал, думал, стараясь представить себе, как все это будет в действительности.
Как долго, беспредельно долго тянутся эти оставшиеся пятнадцать минут. Но никто сейчас, услышав эти слова от Миронова, не стоит сложа руки в ожидании.
Короткие распоряжения, напоминания, последние замечания летят повсюду быстрокрылыми птицами: по проводам, эфиру, в устных приказах. «Всем, всем, всем!!!» Из батальонов — в роты, из рот — взводам, из взводов — в отделения. И так до каждого солдата. Зашевелилось все, ожило в траншеях, на позициях. Бегут на места солдаты, сержанты. Слышно, как щелкают затворы винтовок, автоматов, как часы маятника, отсчитывают время загнанные в стволы патроны. У орудий и минометов тоже снуют бойцы. Молча, торопливо передают по цепочке друг другу из рук в руки снаряды, мины и складывают их бережно горкой и штабелями подле. Из траншей доносятся приглушенные команды. Командиры, как бы еще раз проверяя себя и своих подчиненных, всматривались в лица бойцов. «Не подведем», — отвечали молчаливо-уверенные, настороженные взгляды.
По телефону, радио текут непрерывно отовсюду на наблюдательные пункты доклады о готовности. Они приходят с переднего края, начиная от командира отделения, и растекаются по глубине наших позиций на десятки километров, устремляясь к командующему фронтом. Вот уже по ходам сообщения идут и идут ближе к переднему краю бойцы-санитары, фельдшеры, медицинские сестры с красными крестами на брезентовых сумках. Винтовки, автоматы то тут, то там появляются на брустверах окопов, позиций и замирают неподвижно в ожидании команды. А кругом, в заснеженной, замершей степи, по-прежнему тишина. Такая мертвая тишина, что слышно стук собственного сердца и дыхание рядом стоящего товарища. Сердца десятков тысяч наших бойцов и командиров бьются сейчас на одинаково тревожной волне, а глава слезятся от напряжения.