Годы, как птицы… Записки спортивного репортера

– Не ошибаетесь. Мы хотели показать, как сегодняшнее поколение молодых людей видит те проблемы, которые существовали во времена Гете. Во время исполнения мы стремимся к тому, чтобы элементы фигурного катания не выпячивались, не были самоцелью, а являлись средством выражения идеи. В свое время меня, Володю Котина, когда мы были действующими спортсменами, поругивали за увлечение художественной стороной, но сейчас именно на эту сторону основное внимание.

– Говорят, язык театра – язык движений, не важно, на льду ли, на деревянной сцене.

– Это так, и чем мы сильнее в этом своем языке, чем богаче, тем глубже можем проникнуть в любой, даже самый сложный, коварный, образ и довести свои замыслы до нужного воплощения, опять же в интересах наших зрителей. Высококлассный фигурист чем отличается? Высочайшей техникой, и нам, теперь артистам, необходимо обязательно владеть такой. А как иначе ставить спектакли о роли художника, о каких-то высоких понятиях и материях?

Спрашиваю Игоря, кто помогает ему в работе?

– Много людей. Елена Анатольевна Чайковская, балетмейстер Наталья Александровна Волкова. Она, если можно так сказать, знает и «пол», и «конек». «Компьютерную» музыку к «Фаусту» сочинил молодой композитор Михаил Чекалин, а сценарий – плод коллективного творчества с участием Андрея Днепрова и Бориса Баркаса. Стараемся привлечь к постановкам разных людей, это дает нам возможность и по-разному трактовать образы, искать и находить новые формы. Посмотрите, как засверкала Елена Васюкова, воплощение ею образа Маргариты все признают весьма оригинальным. У Бестемьяновой свои находки и подходы, у Васюковой свои, но обе своей гаммой красок, палитрой выразительных средств заставляют поверить в великое чувство любви и самопожертвования. Так и у остальных ребят, в том числе и меня касается, когда я выхожу на лед. В этом – в глубоком проникновении в драматургию сюжета – и вся прелесть.

– Если честно, когда вы начинали, страх был?

– Еще какой! На всю труппу один страх: как примут, проникнется ли публика нашими замыслами, как мы раскрываем тему противопоставления разума и темных сил, отзовется ли на историю любви и смерти и т. д. Средствами танца это крайне трудно выразить. Но мы старались. Эмоции зрителей – тот камертон, который помогает нам правильно выстроить работу, их реакция дает четкое представление, что у нас получилось, а где провал. В конце концов, это позволяет избежать ошибок.

…В зале аншлаг, никто не торопится в раздевалку. Шквал аплодисментов. Я оставляю Бобрина, на лице которого, наконец, появляется улыбка, его вот-вот пригласят на поклон публике, а сам ищу глазами на трибуне Вольфганга Рейсингера, тянет поинтересоваться его мнением.

– Это замечательно! Мне, конечно, прекрасна знакома опера Гуно, но чтобы воплотить ее либретто в спектакле на льду… Это так необычно. Если я правильно уловил идею увиденного, то, на мой взгляд, это раздумья средствами танца о роли художника в современном мире. Он может посеять добро, но и причинить своим талантом зло. Сценически крайне сложно изложить эту философию нашей жизни, но русскому театру это удалось. А каков кордебалет, он не фон, он такое же главное действующее лицо, как исполнители ведущих ролей.

Я стараюсь поспеть за переводчицей и тщательно записываю сказанное. Рейсингер не один, вместе с ним Эвелин Шнайдер, тренер сборной Австрии, и ее слова тоже залетают в мой блокнот.

– Балетное прочтение Гете для меня открытие. Вы заметили, как реагировали зрители. А почему? В том, что они увидели, есть сердце, то есть то, что заставляет сопереживать. Это искусство с большой буквы. Шесть баллов всем за артистичность и художественность. Какая скорость катания, какая чистота скольжения, какие прыжки! Сравнить с нашим «Холидэй он айс»? О чем вы говорите? Театр Бобрина несравненно выше. Это театр, понимаете? «Холидэй он айс» приучил к совершенно иному восприятию ледовой хореографии, он привлекает своей помпезностью, чрезмерным световыми эффектами и блеском роскошных костюмов.

– А театр Бобрина чем?

– А тут эмоциональный взрыв, качественно совершенно иное построение действия. Не только блестящая россыпь искр из-под коньков, а прежде всего душа, ее не прячут за привлекательными масками. Чувствуете, насколько я объективна (госпожа Шнайдер улыбается), не забывайте – я австрийка.

Вот это да! Кто бы мог подумать? Русский ледовый театр заставил Вену, Австрию, воспитанную на традициях Моцарта, вернуться к классике, открыв новое для себя искусство и удовлетворить вкусы самых требовательных гурманов.