Годы лейтенантские. Я родился на советской земле. Исповедь офицера

– В нынешние времена омоложения армии и год – срок солидный. Да вот хоть ты – и двух лет после училища не прошло, а уже ротный. В наше время такое немыслимо было. Ну, по крайней мере, три, четыре, даже пять лет надо было взводом покомандовать.

– Караульная рота, – проговорил я. – И где же она находится?

– Недалеко от города Бологое. В лесу. Вот тут указано: войсковая часть шестьдесят восемь пятьсот восемьдесят шесть. Находится в посёлке Куженкино. Что тебе хочу сказать?! Каждый год мы туда направляем офицеров, но… через год они возвращаются. Не справляются… Рота нелёгкая. По штату двести тридцать восемь человек, да ещё сорок восемь караульных собак. В роте пять взводов – четыре стрелковых и один – собаководов. Кроме того, два отделения – хозяйственное и охранно-заградительной сигнализации. Своё хозяйство. Столовая, склады. Да… Ещё три автомобиля – два «газика», грузовой вариант «Газ-69», и один грузовик. Ну а у ротного мотоцикл с коляской для проверки караулов – там вроде как периметр охраны в два десятка километров. «Газики» – для быстрой доставки резервных групп к месту нападения на посты. Вот, собственно, и всё, что мне известно. Так что будешь маленьким командиром части… По нашим меркам, воинских частей сокращённого состава – больше, чем комполка.

      Кадровик рассказывал всё это, пытливо изучая меня, наблюдая за реакцией. Понимал, что есть у меня все основания возражать, ведь такая служба не совсем то, ради чего я окончил Московское высшее общевойсковое командное училище.

– Да, – неожиданно прибавил он. – Учитывая сложность задачи, которую предстоит решать, есть мнение такое… Если прокомандуешь три-четыре года без происшествий, возвратим в дивизию сразу на должность командира батальона, минуя начальника штаба. Между нами говоря, так, не для особых разглашений – продержишься три-четыре года, и комбат. Говорить о каких-то невероятных успехах, судя по тому, что мне известно, не приходится. Рота не из лёгких. До тебя там было уже одиннадцать человек, но, как правило, снимали их и возвращали на должность, с которой они туда отправлялись. И сейчас там командует капитан, у которого всё из рук вон плохо. Ну а потому, неволить не будем! Что толку силком загонять – через год вернёшься, и нового искать придётся. Даю время подумать!

      Я посмотрел на него и спросил:

– Командованию дивизии нужно, чтобы я туда поехал?

         Подполковник улыбнулся:

– Нужно, коли предлагаем…

– Готов принять роту! – сказал я твёрдо.

– Вот как? Ну что ж, сегодня же доложу командиру дивизии и сообщу в штаб округа. Ты из нашего подчинения выходишь. Временно! – подчеркнул он. – По внутренней службе будешь подчиняться командованию базы боеприпасов, а по кадровой – непосредственно штабу округа. Но возвратишься во всех случаях в дивизию. Такие правила. Ну так что, решено?

– Решено! – подтвердил я твёрдо.

      Почему я так смело и уверенно согласился? Сказать трудно. Вырываясь из бригады охраны, рассчитывал попасть во 2-ю гвардейскую таманскую дивизию, которая дислоцировалась частично в Москве, частично под Москвой, в Алабино. В то время, о котором идёт речь, один мотострелковый полк стоял в Лефортово, другой – возле станции метро Беговая. Это полки на бронетранспортёрах. Ну а полк на боевых машинах пехоты, танковый полк, артполк и отдельные батальоны, дивизионы и прочие подразделения дислоцировались в Алабино. Штаб дивизии находился в Лефортово в той же, так называемой, «коробочке», что и один из полков. Я рассчитывал, что едва попаду в дивизию, меня сразу заберут в дивизионную газету – потому и рвался из бригады охраны, в которой служба была вполне приличной. Но… кадровики, разгадав замысел, направили в дивизию кадрированную, в которой не было по штату мирного времени дивизионной газеты. Впрочем, друзья из газеты Московского военного округа «Красный воин», которые планировали осуществить этот перевод своего невероятно активного военкора, в течение всего времени, пока я служил в Калинине, продолжали свои попытки перевести меня, и такой перевод в дивизионку Кантемировской дивизии едва не состоялся.

      Сорвался он по причине, о которой упоминал. Когда уже, казалось, всё сложилось, из отдела кадров политуправления округа позвонил кадровик и предложил мне должность пропагандиста полка. Я отказался, ну и зарубили перевод в дивизионку.

      Пропагандист – должность не бей лежачего. Видел я майора, который слонялся у нас по полку без дела. Разве что выпуск боевых листков и стенгазет на его совести, ну ещё политзанятия с офицерским составом. Но я вовсе не искал тёплого места и лёгкой службы – меня интересовала журналистика. Ну а уж коли не журналистика, то – тогда уж только командная работа, хотя она, естественно, и потяжелее пропагандисткой.

      Но предлагаемая не по летам должность пропагандиста вполне могла закрыть мне путь в военную журналистику, ибо что ни говори, а ведь все журналы и Военное издательство в столице. В Забайкалье же разве что дивизионные газеты, ну, конечно, окружные. Армейских газет в Сухопутных войсках в мирное время не было.