Годы нашей жизни

Мыслями Лычук уже в Френкфорде. Там роют канал для речных судов. Украинец-форман, мастер из первых эмигрантов (на него вся надежда), поможет хорошо устроиться. Юрко будет получать два доллара в день, заживет в уютном доме.

— А лучше всего, — полушепотом разговаривает он с собой, — попасть на прииски. — Однажды на рассвете ему опять приснилось, что он стал золотоискателем и нашел пудовый самородок.

От таких надежд становится легче на сердце, уже не мучит сознание, что у тебя под заплатами на кожушке хоть и в четырех местах, да всего двадцать долларов и несколько крон. Лычук отгоняет от себя воспоминания об этом, мысли еще выше уносят его: вот он заработал в Канаде денег, купил землю, построил ферму, привез из Стецевой родных; они с восторгом осматривают его новый дом.

Далекая онтарийская земля! Какой же сказочной пыталась представить тебя мечта, какими светлыми красками рисовало тебя воображение восемнадцатилетего Юрка, у которого в жизни оставалась одна надежда на заокеанское счастье. И не его ли приход возвещал гудок «Полонии»?

Корабль вошел в порт. Протяжно загудела сирена. Юрко Лычук с земляками шел по трапу.

Первым их встретил чиновник по иммиграционным делам. Он разговаривал зло, грубо.

То было в Квебеке в майский полдень 1913 года…

…Теперь о том, что произошло недалеко от Квебека спустя несколько месяцев.

В Онтарио много недель держались крепкие морозы, бушевали бураны. В такую непогоду через леса, по занесенной глубоким снегом дороге, тяжело брели три молодых человека в стареньких кожушках, явно не рассчитанных на жестокую канадскую зиму.

Перед рассветом, когда черная ночь еще лежала над онтарийской землей, они вышли из местечка Солт Сент-Мери, гле много недель искали работу. У всех троих осталось несколько центов. Купили хлеба. О поездке по железной дороге не могло быть и речи.

Голодные, промерзшие, они шли день, второй, третий. Колючий ветер сбивал их с ног, валил в снег, превративший Онтарио в белую пустыню. Все вокруг было мертво, будто земля сразу онемела.

До Садбери (они надеялись там наняться лесорубами) — 180 миль. На пятый день спутники совсем выбились из сил. Высокий сугроб на лесной опушке, где они пытались укрыться от вьюги, мог бы стать их могилой. Но в этот час отчаянья судьба послала спасителя. Им повстречался всадник — экспедитор, возвращавшийся с почтой. Он безнадежно махнул рукой в сторону Садбери, до которого оставалось миль шестьдесят. Путники поняли, что до Садбери им даже не добраться. Почтарь посоветовал идти в Мессей, где может найтись работа в «Спаниш ривер ломбер компани».

Вьюга немного стихает, и трое блуждающих безработных (Лычук с земляками из тех, кого в мае привез в Канаду пароход «Полония») отправляются искать островок в океане дремучих лесов — лесные участки «Спаниш ривер ломбер компани».

В своем недавнем плавании, все двадцать три дня на «Полонии», они боялись кораблекрушения. Но катастрофа, случившаяся с ними на земле Онтарио, казалась им теперь страшнее гибели в океане.

Сказка о земле онтарийской началась, как и мечталось, во Френкфорде. Там действительно рыли канал, среди рабочих были земляки и нашелся даже украинец форман по прозвищу Гарбуз — весьма словоохотливый, на вид доброжелательный человек. Этот Гарбуз быстро усвоил «американскую науку» и со своих драл семь шкур (канадцев он немного побаивался).

Два доллара в день оказались мифом. Они превратились в доллар — чтобы заработать его, Юрко должен был десять часов в день таскать два ведра на коромысле.

«Землячок», родом из Печаливки, пощипывая колечки висячих усов, сладенько улыбался. Ласково обращаясь: «Хлопчику мiй, дитиночко моя», он придумал для Юрка каторжную работу. Расчетливый форман вместо лошади, возившей воду, поставил Юрка.

На участке в несколько миль, под раскаленным солнцем, работало много землекопов. Юрко носил им воду. Он таскал ее из далекого колодца, исхаживал десятки километров и в конце дня валился наземь. Не хотелось даже возвращаться домой.

Уютный домик, который Лычук так живо рисовал себе, вспоминая фотографии коттеджей, привозимые в Стецевую вербовщиками, оказался полуразваленным сараем. Нужно было пройти три долгих мили, чтобы затем улечься вповалку на земляном полу.

После двух месяцев от Юрка остались кости да кожа. Он задумал бежать из Френкфорда. Продал кое из вещей, привезенных из дому (едва удержался, чтоб за три доллара не отдать вышитую сорочку — подарок сестры), и, собрав немного денег, подался в Литтл-Коррент.

Лесопилка оказалась жалким заводишком — все делалось вручную. Но Юрко здесь не бегал по десять часов. Свой доллар он зарабатывал не так мучительно, как во Френкфорде.

После уплаты за харчи и место на нарах от доллара оставалось несколько центов. Что ж поделаешь? В Литтл-Коррент много земляков. Они обошли не одну провинцию Онтарио, и говорят, что тут работа не из худших. В самом деле, не сравнить же лесопилку в Литтл-Коррент с френкфордским адом.