Годы нашей жизни

Дверь в хату Василия Стефаника всегда открыта, и к нему отовсюду идут люди за помощью, за лекарством, за советом, просто за добрым словом. Много раз там был и отец Юрка. Он говорил пану Стефанику, что собирается послать сына в Америку — пусть отцу поможет, да и сам в люди выйдет; может быть, хоть наши дети спасутся за морем.

Старый Лычук знает мнение Василия Семеновича на этот счет. Никого из уезжающих не утешал он, не говорил, что за океаном ждет счастье. И недавно на крестьянском сходе сказал он горькие слова о судьбе пятисот душ, уехавших из Русова за море.

Юрко прислушивается ко всему, что рассказывают об Америке. Он задумался: не ехать? Как не ехать, когда, кажется, другого выхода нет? Что его ждет дома?.. Когда тонешь, схватишься и за бритву.

Горе гонит его в далекую дорогу. У Юрка появляются какие-то надежды: а если удача? Может быть, ему повезет? Все годы, сколько он себя помнит, ему было тяжело, плохо. Теперь хочется верить: едешь за счастьем. В мечтах Юрко видит себя сытым, одетым, богатым. Земляки, с которыми он собирается в Америку, тоже строят такие планы.

Еще не обсеявшись, ранней весной, Стецевая провожает их в путь. Родичи дарят на память кто что может — пусть, разбогатев за морем, не забудут своих.

В хатах стоит плач. И вот уже ведут земляков за околицу, где начинается их путь в океан-море.

На передней телеге в новой вышитой сорочке, подаренной сестрой, молодой Юрась Лычук.

За поворотами дороги скрылось родное село.

Какой же ты будешь, дальняя дорога за море, и ты, заокеанская доля-воля, чем встретишь, что приготовишь сыну старого Лычука, который едет в Америку за счастьем?

КОРАБЛЬ ПРИХОДИТ В КВЕБЕК

Давно скрылся из виду английский берег — и вокруг корабля только синее небо да синяя вода. Атлантический океан. «Полония» идет в Америку.

Если верить рекламе транспортной компании, перевозящей эмигрантов из Австро-Венгрии в Новый Свет, — это удобный, большой рейсовый корабль. На самом деле «Полония» жалкая посудина. Океан и ветер, даже когда они спокойны, обращаются с ней, как им только вздумается. Правда, угроза гибели «Полонии» вряд ли страшит компанию. Ведь это старый грузовой проход, кое-как приспособленный для перевозки людей.

В тех самых трюмах, где раньше возили зерно, скот, сделали в два этажа нары из досок, настелили солому да еще вбили кольца, чтоб люди привязывали себя.

Всюду на корабле грязь, накопившаяся не за один год. Трюмы, набитые переселенцами, заваленные углем, грузами, накаляются, как котлы. Пассажиров «Полонни» мучает духота, качка. Многие успели тяжко переболеть, еле дышат, страдают от жажды — мало питьевой воды.

За три недели пути тут были и плач, и стон, и проклятья. Но вот корабль проделал большую часть дороги, близок к цели. Океан успокоился после штормов, тихо катит свои волны, и в трюмах немного поднялось настроение, но песни, которые несутся оттуда, грустные- грустные.

Большинство обитателей трюмов и палуб — украинские крестьяне из Галиции, Буковины, Закарпатья. Едут семьи со своим жалким скарбом, большие и малые группы односельчан, реже одиночки.

В трюме, на нарах второго яруса, сбившись в кучу, привязавшись к кольцам, лежат пятнадцать стецевчан, Юрко Лычук среди них самый юный. Ему восемнадцать лет, он щупл, мал ростом. На корабле Юрко еще больше похудел, пожелтел, кажется, что его небольшое восковое лицо светится насквозь. Трудности океанской дороги он переносит легче других. И не только потому, что его меньше других мучит морская болезнь. Юношу поддерживает вера — в Америке он станет человеком.

Стецевчанам вместе ехать только до Квебека. А там их дороги разойдутся во все концы Канады. У Юрка и еще у шести человек есть адреса в провинции Онтарио. Адреса им кажутся спасательным кругом, который выручит в беде. Где-то там, среди нетронутых онтарийских прерий, в местечке Френкфорд, есть несколько знакомых. А на острове Манитуллин, в Литтл-Коррент, должны быть родичи.

Онтарио, Френкфорд, Литтл-Коррент… Юрко затвердил наизусть эти трудные названия.

Последние дни Юрко больше на палубе, чем в трюме. Здесь он часто встречает пожилого француза, который сел на «Полонию» уже в пути. Они познакомились, когда вместе грузили уголь в порту. Кое-как объяснились — француз тоже едет в Канаду, надеется стать фермером. Юрко спросил, было ли у него на родине хозяйство. Француз ударил рукой об землю, показал кончик мизинца и закачал головой. Очевидно, язык жестов показался ему недостаточно выразительным, и, вынув из-за пояса трубку, он для наглядности начертил на земле маленький прямоугольник. Указывая на него и тыча пальцем себя в грудь, француз запрокинул голову, как мертвый.

Юрко понял рассказ и рисунок, изображавший могильную яму. Хлопец подумал, что у них земли немногим больше, чем у француза. Дома, в Стецевой, уже вышли сеять, и отец опять будет сам не свой. Каждая весна открывала в его сердце старую рану — тоску по земле. А Юрко в мечтах уже ходит по другой земле, далекой, неведомой, со странным названием Онтарио.