«Собрание было взволновано неожиданным появлением юбиляра. Товарищу Ленину устроена горячая овация. Долго не давали Ленину говорить, — записывает репортер. — Когда наступила наконец тишина, Ленин поблагодарил товарищей, во-первых, за приветствия, а во-вторых, за то, что его избавили от выслушивания юбилейных речей».
Слово Ильича было очень коротким — десять — двенадцать минут. И главная мысль речи, ее главный нерв — предостережение от зазнайства, бахвальства, самообольщения. Никогда не попадать в положение зазнавшейся партии.
Скупые строки газетных отчетов доносят до нас строгую и радостную, торжественную и простую атмосферу московского собрания. Зал убран, любовно декорирован, но давно не топлен. Очень холодно. Люди сидят в шинелях, пальто. Ни одного свободного местечка, заняты все проходы. Многие товарищи расположились на эстраде, плотным полукольцом окружив музыкантов. «Как сесть, чтобы не закрыть Ленина?..»
В тот вечер в честь Владимира Ильича выступал квартет имени Страдивариуса. Этот знаменитый квартет был организован в революцию. Инструменты — тоже из созданной в революцию коллекции редчайших музыкальных изделий.
Музыканты очень волновались. Луначарский уже не раз звал Ленина послушать их игру. Из-за занятости Ильича это не удавалось. И вот сегодня Ленин впервые на их выступлении.
Исполняют квартет Бородина. Но, пожалуй, сегодня квартет звучит особенно проникновенно. Музыканты играют, позабыв обо всем на свете, кроме музыки. Играют, словно слившись в одно целое со своими инструментами.
Ленина взволновала музыка, и лицо его чуть побледнело. В перерыве он стал подробно выспрашивать и о коллекции, и о квартете.
Партию виолончели в квартете исполнял талантливый музыкант и одновременно комиссар коллекции Виктор Кубацкий. Вместе с Луначарским и Дзержинским он рассказывает Ленину, как удалось разыскать и собрать творения Амати, Страдивариуса, Гварнери…
В заморских столицах хорошо знали, что в России есть много инструментов работы великих итальянских мастеров. К ним давно тянулись руки международных дельцов. Предприимчивым спекулянтам казалось, что настал самый удобный момент. В стране война, голод. И ей ли до редчайших скрипок и виол? Но они ошибались так же, как просчитались в своих расчетах те, кто руководил интервенцией против молодой Советской Республики. Не учли один фактор — волю трудового народа.
Это было весной второго года революции.
В кабинет Луначарского торопливо прошли двое. Очень красивая женщина лет сорока, высокая, в черном бархатном платье, с часами, висевшими на цепочке. И худощавый белесый мужчина в черном костюме и галстуке.
Анатолий Васильевич, чуть сутулый, в толстовке и пенсне, быстрой походкой пошел им навстречу, протягивая руку женщине, с которой хорошо знаком еще со времен подпольной работы. Теперь она комиссар московских театров, и почти ежедневно они вместе решают десятки дел. В мужчине нарком узнал известного виолончелиста Кубацкого, заведовавшего музыкальной частью Большого театра.
Сын потомственного музыканта, молодой солист императорских театров, он принял Октябрь как свою революцию. И хотел ему служить всей душой.
Как гражданина и как музыканта, Кубацкого волновало не только настоящее и будущее Большого театра. Кубацкому не давала покоя судьба уникальных музыкальных инструментов. Сотни редчайших струнных инструментов находятся во владении богачей, не имеющих никакого отношения к искусству. Ведь они ценнее валюты, золота и алмазов. Ловкие агенты и дельцы охотятся за старинными скрипками, виолончелями как за большим сокровищем. Нельзя допустить, чтобы такие культурные богатства уплывали за границу. Все уникальные инструменты должны стать собственностью Республики Советов.
Кубацкий поделился этими мыслями с комиссаром московских театров Еленой Константиновной Малиновской. Музыкант испытывал большое доверие и уважение к этой мужественной революционерке, состоявшей в рядах партии еще с 1905 года.
Елена Константиновна посчитала сохранение музыкальных ценностей делом первостатейной важности. Вдвоем с Кубацким они отправились к Луначарскому на Остоженку. В кабинете Анатолия Васильевича им не пришлось долго трубить тревогу.
— Туг не может быть двух мнений, — сказал Луначарский. — Это наш революционный долг. Речь идет о шедеврах культуры — о Рафаэлях скрипичного мастерства. Пусть эти шедевры в руках лучших артистов зазвучат перед народом, запоют ему.
Нарком заявил, что берет на себя руководство собиранием музыкальных ценностей и просит Малиновскую и Кубацкого быть его непосредственными помощниками. Этому вопросу должен быть придан государственный масштаб.
В тяжелый, полный потрясений, голодный, холодный второй год революции начали создавать государственную коллекцию древних и редких инструментов. Был образован Комитет госколлекции во главе с наркомом Луначарским, в который вошли Малиновская и Кубацкий.