Годы огневые

Групповое изнасилование, налеты на клубы объясняли, видите ли, «действием массового психоза», объясняли «ролью темперамента», «бытовыми ножницами». Говорили даже много о «биологическом характере» хулиганства, но вскрывать объективно контрреволюционный характер хулиганства ученые такого толка воздерживались. В период 1925–1926 г. хулиганство развернулось особенно широко. В этот период у нас была среди молодежи безработица. Хулиганство проникло и сильно прорастало в среде безработной рабочей молодежи. Оправившиеся после потрясения мелкие лавочники в период нэпа явились идейными вдохновителями хулиганства.

В одном из переулков на Сретенке помещалась небольшая парикмахерская. Работали в ней всего два мастера, двое братьев. Парикмахерская являлась неофициальным штабом группки Сухаревских спекулянтов. (Сейчас, мы это знаем, вместо Сухаревки будет стадион, но тогда была Сухаревка.) Двое братьев, помимо того, что стригли, брил'и, завивали, занимались посильно спекуляцией. Частенько после того, как двери парикмахерской запирались, с черного хода в нее шли люди в коротких брюках с гитарами, девицами и водкой. Маленький дом дрожал, выл, стонал от грохота ног.

Председателем домоуправления был комсомолец Коля Лавров. Он неоднократно предупреждал парикмахеров, что помещение домоуправление им сдает не под кабак и спекулятивные операции, но на его предупреждения парикмахеры отвечали руганью и угрозами.

Одна из попоек была особенно шумной. Лавров спустился вниз и потребовал от парикмахеров немедленно прекратить шум, иначе он заявит в милицию.

В доме все уже были пьяны. Лаврова встретили гоготом и свистом.

— Его бы, Васька, побрить бы, а то какой некрасивый, — сказал один из парикмахеров Василию Горбачеву — дворнику, приглашаемому только потому, что он ловко бренчал на гитаре.

— Верно, — расхохотался тот, — постой, я тебя, парень, сейчас побрею.

И Горбачев направился к Коле с бритвой в руке, которую сунул ему один из парикмахеров.

Лавров кричал, отбивался, обливаясь кровью.

На суде все участники вечеринки единогласно свиде–тельствовали, что виной всему дворник Горбачев. С большим трудом прокурору удалось докопаться до истинного положения дела.

Статистические данные ясно характеризуют ведущую роль в хулиганстве именно подобной публики. Комсомол мобилизовал силы на борьбу с хулиганством. В тот период почти в каждом номере «Комсомольской правды» обсуждались методы борьбы с этим злом. Решительные меры революционной законности, широкая массовая работа и, наконец, начало великих работ привели к тому, что всей рабочей молодежи мы сумели дать точку трудовой опоры.

Сегодня парень, работая на производстве хотя бы чернорабочим, знает, что если он станет заниматься на технических курсах, — он приобретет квалификацию. Работая квалифицированным рабочим и дальше учась, он может стать мастером. При заводах есть втузы, техникумы; если у парня есть желание — он может стать техником, инженером. Сегодня молодежь уверена в завтрашнем дне, она знает реальные перспективы своего развития. Безработицы нет. Основной базы для развития хулиганства среди рабочей молодежи не существует. Но хулиганство есть. Откуда же оно берется? Кто же они, эти хулиганы?

Классовый враг маневрирует, изыскивает различные способы маскировки и мести, В деревне — это в первую голову дети раскулаченных. Эти «дети» устраиваются иногда очень неплохо. Благодая хорошо сработанной «липе» они работают в кооперации, пролезают в комсомол или, в лучшем случае, являются простыми «смирными» колхозниками. Но разве можно забыть былое благополучие, былое уважение деревни, вкусные щи со своей убоенкой, хромовые сапоги с глянцем? Нет, этого забыть нельзя. Что они могут найти в колхозе родного и хорошего? Ничего. Им «скучно» в колхозе, они «развлекаются».

Перерезать для «шутки» постромку у подводы для уполномоченного по хлебозаготовкам, «для смеху» выпустить керосин из бочек, припасенных для тракторов, от «скуки» «нечаянно» поджечь скирды необмолоченного хлеба. Вот как порой «развлекаются» наши заядлые враги в деревне.

Колхоз имени Красных зорь забелило снегами, замело метелями, завалило сугробами. Но сквозь всю эту снеж–ную неразбериху звездами бодро горят огни электрических ламп собственной электростанции.

Шелушится легкий снег. В конюшне возятся двое ребят. Запрягают лошадей, чтобы отвезти на станцию партию молока.

— Н-но, стерва! — кричит парень, затягивая подпругу и со всего размаха ударяет ногой в живот маленькую, лохматую лошаденку.

— Ты, легче, Серега, жеребая ведь.

— Исхай ей, — отвечает Серега и еще раз уже без всякой цели пинает лошадь. — Нехай — трактор купим, на нем веселей.

Нагруженные бидонами лошади идут осторожно: быстрее нельзя, иначе на ухабах сани перевернутся. Сдав на станции молоко, потоптавшись в багажной и выкурив по папироске, оба парня возвращаются к своим подводам. Серега покрепче запахивается в полушубок, затягивается поясом и играющим голосом говорит своему приятелю:

— Давай, Семка, наперегонки.

И, вытащив из передка длинную, гибкую лозину, свистяще резанул ею воздух.