Годы паники. Как принять верное решение, когда все говорят «пора рожать»

Через пару недель после постыдного провала в Уитби я лежала в кабинете у терапевта, пялясь на островки голубого неба, видные по обе стороны от венецианской шторы на его окне, теребя цепочку на шее и дрожа после недавнего заплыва в холодной воде Хэмпстед-Хит. К тому моменту я ходила на терапию почти год. Мне попросту пришлось это сделать после того, как я порвала с бойфрендом и осознала, что абсолютно никто из ближайших родственников больше не состоит в успешных длительных отношениях. Мать, отец, сестра и я – все мы были одиночками, все недавно расстались с важными для себя партнерами. В результате я начала опасаться, что мы патологически, генетически или внутренне не способны поддерживать здоровые, долговечные отношения. Я боялась, что что-то глубоко внутри нас сломано, и хотела это починить.

В тот день я рассказывала врачу об одном эпизоде – настолько микроскопическом, что мне почти стыдно было о нем упоминать. Но при этом переживание оказалось таким мощным и значимым, что по ощущениям вывернуло всю жизнь наизнанку. Я вычищала шкафчик под кухонной раковиной, складывая тряпки для мытья посуды в одно ведро, выбрасывая просроченные упаковки семян газонной травы, увязывая веревку в моток.

Борясь с бардаком, который копился годами, я думала о том уик-энде, который провела на горе, ночуя рядом с бурным ручьем, гадая, влюбится ли в меня мужчина, спавший рядом. Я думала, как он подмигнул мне в поезде и как сердце опустело. Я думала о сообщениях, которые посылала ему с тех пор, ни на одно не получив ответа. Под старым термосом я обнаружила беленькие пластиковые ремешки для электрических проводов и банку обувного крема Kiwi. Когда открутила крышку и увидела, что крем ссохся, его запах ударил меня, точно веслом в живот. Бензин, кожа, пыль, старость, время, парафин, прошлое. Я моментально перенеслась в бабушкину обувную кладовку для старых вещей: большая красная сумка, которую она брала с собой, отправляясь в торговый центр; дедушкины непромокаемые куртки; давно позабытые-позаброшенные чистящие гаджеты, заказанные по каталогу «Инновейшнс»; сдвоенная собачья миска и вода в ней с плавающими на поверхности тоненькими шерстинками лабрадора; зеленые клетчатые пальто; стойка с прогулочными тростями; его кепи, ее шарфы. Этот запах, казалось, пронесся волной по внутренностям, заполнив меня, точно молоко, вылитое в миску с сахаром.

Пока я стояла на коленях на полу в кухне, окруженная тряпками, губками и банками из-под варенья, отчетливая мысль пришла в голову: я достойна большего, чем это. Вот так. Это решило все. Я – личность. У меня было детство. У меня была бабушка, которая готовила яйца в сливочном масле, которая однажды сунула мою руку в бочку с водой, чтобы я ощутила мелкую рябь, которая ездила на уэльских пони со спинами, похожими на большие ковши. У меня был дедушка, который носил подтяжки и держал две деревянные щетки для волос у окна в ванной комнате. Я была не раз обрызгана водой из садового шланга, бегая голышом по двору летом. Я пряталась в угольном сарае, била футбольным мячом по гаражным воротам, ела с дерева зеленые яблоки, такие кислые, что от них лицо скукоживалось в куриную гузку, ложилась спать, глядя на трещины в стене спальни, съезжала в пижаме по перилам. Я была цельным человеком с цельным прошлым. И в результате была достойна большего, чем мимолетный эпизод в чьей-то чужой сексуальной жизни.

Я умолкаю. Мой терапевт ничего не говорит. Даже не шевелится. Как карикатура на Зигмунда Фрейда, сидит позади меня во время сеансов, и я чую запах лосьона для бритья, но не вижу лица.

Все еще сверлю взглядом оконные жалюзи. Жду. Он по-прежнему ничего не говорит.

Тогда я продолжаю:

– Я просто подумала – вот, у меня была целая история, собственная целая жизнь. Это означает, что у меня есть некая врожденная ценность. Я – не самая красивая, не самая умная, не самая успешная. Но я достойна большего, чем то, что позволяли себе со мной все эти мужчины.

Еще одна пауза. Я сжимаю цепочку в руке. Смотрю в потолок. Тысячи фунтов стерлингов, часы разговоров – и я, наконец, сказала нечто такое, что со временем все изменит.

3. Подруга в беде

Есть такой тип похмелья, который существует исключительно как текстура: тонкая наждачка, которая ложится на глазные яблоки; пленка подсолнечного масла, созревающая на лбу; ковровая плитка, которую отодрали с пола клуба для рабочих и шлепнули тебе поперек языка. На сей раз меня донимала наждачка.