Годы риса и соли

– Ты у меня всё сдашь, и я не посмотрю, что у тебя душа украдена! – и вперилась взглядом в его полукошачью физиономию, пока он не пробубнил всё, что было задано в тот день, когда ему обрезали косу, полный жалости к себе и упрямства перед материнским гневом. Но та была ещё упрямее. Если Сих не хочет учиться, он останется без ужина.

Затем стало известно, что Бао перехватили в горах к западу от их селения и вернули в город, где его допрашивали судья и окружной префект. Солдаты, принесшие весть, настояли, чтобы Кан и Сих немедленно отправились в префектуру, и даже отправили паланкин, чтобы доставить их на место.

Услышав эту новость, Кан зашипела и удалилась в свои покои, переодеваться для выезда в город. Слуги заметили её дрожащие руки – да что там, её всю трясло, а губы побелели так, что никакая помада не могла придать им краски. Прежде чем выйти из комнаты, она села перед ткацким станком и горько заплакала. А наплакавшись, встала, накрасила заново глаза и вышла к солдатам.

У префектуры Кан спустилась с паланкина и потащила Сиха в приёмную палату префекта. Там её затормозили стражники, но судья сам подозвал её и мрачно добавил:

– Это та самая женщина, которая приютила его.

Сих, услышав это, съёжился и выглянул из-за расшитого шёлкового платья Кан. Рядом с судьёй и префектом в палате находилось ещё несколько чиновников в рясах, с рукавами, перехваченными браслетами. На их одеждах красовались знаки отличия с изображениями медведя, оленя и даже орла, выдающие в них очень высокопоставленных лиц.

Они, впрочем, не проронили ни слова, молча восседая в креслах и наблюдая за судьёй и префектом, которые стояли рядом с несчастным Бао. Бао был обездвижен деревянным приспособлением, которое удерживало его руки в кандалах над головой, а ноги – в тисках для лодыжек.

Тиски для лодыжек – устройство нехитрое. Из деревянного каркаса торчали три столбца. Центральный, помещённый между лодыжек Бао, крепился к основанию тисков. Два других же примерно на уровне пояса соединялись со средним колышком железным стержнем, который проходил через все три столбца так, чтобы внешние могли свободно двигаться. Положение больших болтов говорило о том, что столбцы ещё можно развести в стороны. Лодыжки Бао были зафиксированы по обе стороны от среднего колышка, и нижние основания внешних столбцов плотно прижимались к его ногам снаружи, а их верхушки были отодвинуты от среднего столбца деревянными клиньями. Тиски плотно сжимали ноги Бао, а каждый последующий удар большого судейского молотка по клиньям заставлял Бао ощутить на своих лодыжках всю мощь этого приспособления.

– Отвечай на вопрос! – взревел судья, наклоняясь, чтобы кричать ему прямо в лицо.

Он выпрямился, медленно отошёл назад и нанёс резкий удар молотком по ближайшему клину.

Бао взвыл. Он ответил:

– Я монах! Я жил у реки со своим сыном! Мне запрещали уходить дальше! Я никуда не ходил!

– Почему у тебя в сумке ножницы? – спросил префект тихо, но строго. – Ножницы, порошки, книги. И прядь волос.

– Это не волосы! Это мой талисман из храма, посмотрите на плетение! Это священные писания из храма… Ай!

– Это волосы, – решил префект, поднося их к свету.

Судья снова ударил молотком.

– Это не волосы моего сына, – вмешалась вдова Кан ко всеобщему удивлению. – Этот монах живёт поблизости от нашего дома. Он никуда не ходит, кроме как к реке за водой.

– Откуда вы знаете? – поинтересовался префект, сверля Кан взглядом. – Откуда вам это может быть известно?

– Я всегда вижу его там, в любое время суток. Иногда он носит нам воду и дрова. У него есть сын. Он сторожит наш алтарь. Он обычный бедный монах и попрошайка. Искалеченный вашими руками, – добавила она, указывая на тиски.

– Что здесь делает эта женщина? – спросил префект у судьи.

Тот сердито пожал плечами.

– Она всего лишь свидетельница.

– Я не вызывал свидетелей.

– Мы вызывали, – вмешался один из губернаторских чиновников. – Допросите её.

Судья повернулся к вдове.

– Можете ли вы поручиться за местонахождение этого человека девятнадцатого числа прошлого месяца?

– Как я и сказала, он находился на моей территории.

– Именно в этот день? Как вы можете быть уверены?

– На следующий день был праздник просветления Гуаньинь, и Бао Сю помогал нам в подготовке. Мы весь день работали, не покладая рук, готовясь к жертвоприношениям.

В палате воцарилась тишина. Затем приезжий сановник грубо спросил:

– Так вы буддистка?

Вдова Кан наградила его невозмутимым взглядом.

– Я вдова буддиста Кун Синя, который служил местным яменом до своего смертного дня. Мои сыновья Кун Йен и Кун Йи уже сдали экзамены и служат императору в Нанкине, и…

– Ладно, ладно, но я вас спрашиваю: вы – буддистка?

– Я следую ханьским законам, – холодно отвечала Кан.

Допрашивавший её чиновник был маньчжуром и занимал высокий пост при императоре Цяньлуне. Он слегка побагровел.

– Какое это имеет отношение к вашей религии?