Годы в огне

— Хай, тоби бис! Не шукай лиха, — само тебе знайде.

Эмма не обратила внимания на слова Иеремии.

— Что это за побирушка в семь утра? — спросила она, торжествуя и потирая руки. — Нет, тут как хочешь, а нечисто!

Эмма вдруг вообразила, что это случай посылает ей удачу, что здесь именно то везение, о котором она так давно печется всей душой. Только надо еще немного последить, послушать, потаскаться вслед за этой ненавистной княжной и ее нищим!

Стал накрапывать легкий утренний дождь. Чубатый обрадовался ему, принялся, дурашливо пританцовывая, напевать:

— И шумить, и гуде,
Дрибен дощик иде, —
Ой хто ж мене молодую
Та й до дому доведе?
Обизвався козак
На солодким меду:
— Гуляй, гуляй, чорнобрива,
Я до дому доведу!..

— Не паясничай! — оборвала его Граббе. — Красных лови. Это не бабьи подолы хватать. А может, ты сам ихний?

Чубатый терпел, сколько мог, но тут не выдержал.

— Не лезь з свинячою мордою у бублишный ряд! — кинул он злобно. — Роздавлю, як жабу!

Эмма поняла, что перехватила, бросилась вслед за Иеремией, схватила его под руку, забормотала:

— Это не я, это вино блажит!

Чубатый шагал к дому молча, и в синеве утра ему мерещились синие глаза княжны, ее красота и обстоятельность, вся свежая чистота этой женщины.

…Николай Николаевич довел Юлию Борисовну до калитки Кривошеевых и вопросительно взглянул на спутницу.

Она вполне поняла взгляд и отрицательно покачала головой.

— Потерпите, когда у меня появится собственное жилье. Тогда, возможно, вы станете забегать в гости.

Возвращаясь к себе, Вельчинский напевал что-то бравурное, и в душе у него теснились рифмы «княжна — нежна», «княжна — нужна» и прочее в том же духе.

Как только он расстался с Урусовой, из-за угла дома вышел парень в черной косоворотке, молча постоял несколько минут и медленно зашагал к рабочей слободе.

ГЛАВА 24 КРАСНЫЙ УРАГАН

Вершины Уральского хребта остались позади, и огненный вал боя покатился к Челябинску.

Армия Тухачевского наступала по скверным дорогам, стараясь не потерять темп. Полки вели усиленную разведку по фронту и на флангах, тесня противника на линию Есаульская — Харлуши, нависая нед Челябинском с запада и северо-запада. Бой в долине Миасса шел днем и ночью. Отчаянно дрались белоказачья бригада, почти сплошь состоявшая из уроженцев причелябинских станиц, ударные егерские батальоны, 15-й Михайловский полк. Враги вцеплялись друг другу в горло, и сталь гремела о сталь, и снаряды молотили политую кровью, потом и слезами землю.

Наконец 27-я дивизия, имея справа от себя 26-ю, слева 35-ю, вырвалась на золотоносную реку Миасс.

Двадцать третьего июля бригада Хаханьяна, наступавшая твердо и трудно, изгнала неприятеля из Кременкульской и Харлушей. Здесь были захвачены батальон пехоты и сильно перетрусивший перевязочный отряд.

Преследуя белых, постоянно кидавшихся в контратаки, 235-й Невельский полк завязал бои в Есаульской и опрокинул казаков.

1-я и 2-я бригады Павлова также выходили на подступы к Челябе.

Еще на западном берегу Миасса в Харлуши прискакали комиссар дивизии Андрей Кучкин и комбриг-3 Григорий Хаханьян. Найдя командира волжцев Вострецова, они быстро ушли в штабную избу. Все краскомы смертельно устали — не смежали глаз сутками — однако были весело возбуждены и уверены в победе.

Хаханьян с улыбкой посматривал на своих товарищей.

Оба они — и Кучкин, и Вострецов — были уральские кузнецы, дети одной реки, ибо Андрей Павлович много робил у горнов Белорецкого завода. Оба сильно любили песню «Мы кузнецы, и дух наш молод», оба, когда случалась нужда, сами ковали своих коней. Однажды комиссар, войдя в только что освобожденную станицу, исчез из вида, чем немало напугал свой штаб. Оказалось, он заглянул в сельскую кузницу и более часа ковал зубья для бороны.

Однако теперь было не до воспоминаний, и краскомы перешли к делу. Волжцы, как знали все, шли на острие наступления и от них многое зависело ныне.

— А что скажешь, Степан Сергеевич, — спрашивал Вострецова Хаханьян, — коли нам завтра лихо атаковать Челябинск? А то ведь известно — стояньем города не возьмешь.

— Ну, ежели лихо, так я согласный, — усмехался рябоватый, обросший щетиной комполка. — Храбрость бойца бережет. — И добавлял, усмехаясь: — Ты же знаешь: стоячая вода гнить станет.

Дело было, конечно, не в лихости и не в одном желании вырваться вперед.

Приказ начдива требовал взять город двадцать пятого июля, но Хаханьян и Вострецов заметили то, что обязаны были заметить храбрые, много повоевавшие полководцы. Противник, вяло отбиваясь арьергардами, не столько отходил под ударами, сколько уходил от них. Разведка донесла: в полосе наступления бригады — лишь слабые заслоны неприятеля.

Можно было предположить, что беспрерывное отступление измотало белую армию, надломило ее дух. Да и потери Колчака составляли многие тысячи штыков.