Годы в огне

Магер достал из сумки записи допросов, доложил начдиву:

— Мы потрепали 12-ю Сибирскую пехотную дивизию неприятеля. Кроме нее на плато 4-я пехотная и бригада ижевцев.

— Где дивизия Александра Васильевича Павлова и наша Южная группа, Магер?

— Красных, кроме нас, на плато нет. Никто ничего не слышал о них.

— Что говорят пленные офицеры? Что, они полагают, грозит нам?

— Войцеховский уже, похоже, разобрался: перед ним лишь две красные бригады. Отдан приказ: немедля окружить прорыв и уничтожить его. Тотчас, пока мы одни. Подняты по тревоге все штабы и войска в округе.

Эйхе долго и молча разглядывал карту, и краскомам казалось: он дремлет с открытыми глазами. Наконец начдив сказал:

— Главная цель рейда — известна, перехват железки. Мы обязаны взять станцию Кропачево. Но учтем обстановку: ни Павлова, ни Гаврилова пока на плато нет. Одни мы туда не пробьемся: неравны силы. Еще — раненые и пленные. Так что же делать?

Начдив помолчал, добавил:

— Стоять нельзя — задавят. Итак?

— Надо идти на станцию Яхино, — предложил Белицкий. — Это много ближе, чем Кропачево. Всего сорок верст. Мосолов на телегах покроет это расстояние в считанные часы. И еще одна выгода: здесь у нас будут прикрыты фланги, — справа — кряжами и лесами, слева — рекой.

Эйхе повернулся к Гончарову.

— Твое мнение, Николай Кузьмич?

— Марш на Яхино — дельная мысль. Как только перехватим железку, Каппель дрогнет, если не дрогнул уже, узнав о нашем прорыве. Марк Семенович прав. Однако следует подумать, как разорвать окружение. Вот что я предлагаю…

Через четверть часа, не споря, приняли следующий план. Как только дивизия соберется с силами, бригада Яна Гайлита нанесет быстрый, сильный удар прямо на восток, в сторону Сулеи. Задача: отбросить противника, обложившего 26-ю, как можно дальше. Однако гнать с умом, без лишних эмоций. Отбросив белых, погоню пресечь.

Увидев успех Гайлита, Мосолов тотчас переправится на западный берег Юрюзани и бросится на юг, к Яхино. Гайлит без проволочек отправится за ним.

Уставы не советуют в подобных случаях дробить силы, да еще нацеливать их в расходящихся направлениях. Однако и то известно: не для шапки одной голова, иной раз самому подумать положено.

В пользу удара был еще один довод Гончарова: пока не подошли 4-я Уфимская и конные полки корпуса, надо бить 12-ю Сибирскую дивизию и растрепать ее по частям. У нее велики потери, солдатня в панике, так бей недруга, пока он без подмоги!

Ну, хорошо — все решено, можно поспать, надо поспать, бойцы совсем валятся с ног, даже железо, говорят, устает, что же требовать от людей?

Эйхе отдал распоряжения и отпустил краскомов.

Гайлит и Мосолов ушли в свои бригады готовить полки к бою и подремать потом, сколько удастся.

— Ложимся все, — пробормотал Генрих Христофорович, — я даже пальцем пошевелись не могу.

— Да… да… — вяло согласился Гончаров. — И я измотался вроде старого шахтерского коня.

И все же спать не пришлось. Магер то и дело направлял в штадив конных ординарцев и связных противника, перехваченных засадами. Их приводили в палатку растерянных, не понимающих, что случилось и откуда в их тылу красные.

В сумках посыльных были донесения, сводки, приказы, запросы, отчеты штабов и командиров, и краскомы, невзирая на смертельную усталость, с удовольствием читали эти важные документы. Из них вскоре сложилась совершенно ясная общая картина корпуса.

— Сам Войцеховский знает теперь меньше, чем мы, — усмехнулся Гончаров, дочитывая очередную сводку и перенося ее сведения на свою карту. — Ради этого стоит не поспать, Генрих Христофорович!

— Ладно, скоро рассвет, — махнул рукой начдив, — и загремит теперь сабантуй, знатная потасовка, поверь мне.

Это была, конечно, очевидная истина, и каждый понимал — обрушится сейчас на красных белая лавина, огонь на огонь, и штык на штык, и удаль на удаль!

Тяжко и медленно тащился новый день, полный неравного боя, ибо красные жестко берегли патроны и снаряды.

И снова наступила ночь, нервная бессонная ночь в белом капкане Колчака.

Как только небо усыпали звезды, явился к Эйхе с докладом друг начдива Андрей Баткунов.

— Осмелюсь доложить, — прохрипел Баткунов, — все готово к налету на ихнее логово!

— Ну, ни пуха, ни пера, — одобрил Эйхе. — Сделаешь дело — орден на грудь. С богом, Андрей!

Гончаров вопросительно взглянул на Генриха Христофоровича: о чем речь?

— Извини, Николай Кузьмич, — вздохнул тот, — замотался я, позабыл доложить.

И он рассказал комиссару о том, что случилось в 1-й бригаде днем.