Годы в огне

Когда-то, в пору революционных взрывов, в канун Октября, Григорий Давидович частенько выступал в «Кавказском рабочем» (кажется, так называлась газета в Тифлисе) и потому считал себя в некотором роде журналистом.

— Ну, что ж — расскажи о трофеях, — достал карандаш и бумагу Кузьма.

Комбриг покопался в большой офицерской сумке, висевшей на боку, повернулся к редактору.

— Записывай, Кузьма Лукич.

Оказалось, в Златоусте взяты немалые трофеи — восемь орудий, тридцать два пулемета, бронированный поезд, три бронеавтомобиля. В плен попали три тысячи пехотинцев и казаков. Дивизионные интенданты обнаружили на городских складах большие запасы чугуна, стали, угля, пшеницы.

— И еще пометь в книжечке, — сказал Хаханьян, возвращая бумаги в сумку, — сейчас отправляем муку тульским оружейным заводам, налаживаем выпуск холодного оружия для армии. Все записал? Тогда пойдем — перекусим что-нибудь, и — спать. Не знаю, как ты, а я еле ноги таскаю, моряк.

По дороге на кухню они завернули в горнозаводскую больницу, где теперь размещался дивизионный госпиталь. Комбриг хотел посмотреть, как лечат раненых и больных, — напряжение на фронте, понятно, сказывалось в работе санитарных частей.

Уже выходя из госпиталя, Важенин внезапно увидел рядом с машинами и повозками артиллерийского снабжения крытый фанерой грузовик «Красного Знамени». Вся редакция и типография газеты умещалась в этой совершенно расшатанной и насквозь пропыленной машине.

Старик наборщик явно обрадовался редактору: он скучал без работы. Узнав, что у Важенина есть готовые заметки, красноармеец поспешил к наборной кассе.

Кузьма, не мешкая, залез в кабину автомобиля, накрылся с головой шинелью и, забыв об обеде, тотчас заснул.

Пробудился он, когда над вершинами гор ярко светило солнце, и никак поначалу не мог понять: утро или вечер? Оказалось, что Важенин проспал без малого половину суток и теперь на дворе позднее утро пятнадцатого июля. Наборщик к этому времени успел справиться с версткой полос и даже добыл в каком-то штабе свежие номера армейской газеты. Кузьме было интересно узнать, что напечатано в «Красном стрелке» о Златоустовском сражении, — и он стал быстро просматривать страницы.

В номере за тринадцатое июля ему бросился в глаза прежде всего крупный заголовок — «Выше всякой похвалы», под которым сообщалось, что поведение красных полков Н-ской армии, атаковавших город, заслуживает самой лучшей оценки. В том же номере прочитал от строчки до строчки статью «Кровопролитные бои под Златоустом». Газета сообщала, что сражение за перевалы было крайне ожесточенное, противники часто переходили в штыковые атаки и потери белых достигли огромных цифр. Статья утверждала:

«Целиком уничтожены три полка противника, два полка потеряли две трети своего состава. Противник в беспорядке отходит вдоль железной дороги».

Пахнущий свежей краской номер за пятнадцатое июля венчала огромная шапка: «Златоуст наш!»

Кузьма отложил армейскую газету и принялся за свою. Исправив ошибки в гранках, он передал их наборщику. Заметки предназначались в следующий номер.

Теперь можно было отправиться в штаб 3-й бригады, потолковать о предстоящих боях и попутно узнать, где сейчас политорганы дивизии.

Однако комнаты штаба уже опустели. Бригада спешно ушла на восток.

Возвращаясь на заре к себе в дивизионку, Важенин заметил в конце Нижне-Заводской улицы двух парней, спускавшихся к домам ущелья, кажется, с Косотура. Фигура одного из них показалась Кузьме знакомой: это был, может статься, тот самый странный юнец, с которым он так необычно познакомился в поезде. Однако лицо рассмотреть не удалось, и вскоре молодые люди исчезли за поворотом.

ГЛАВА 12 ТАГАНАЙ — ПОДСТАВКА ЛУНЫ

Они вышли из ворот каменного приземистого дома на одной из северных улочек Златоуста еще до солнца. Слабую предутреннюю тишину изредка нарушали неспешная перебранка собак да выкрики одичавшего петуха, бог знает как спасенного от военных поборов.

Булычев вел Лозу к Таганаю, чьи могучие зубцы уже угадывались в начальной сини рассвета.

Двигались не по дороге, а прямью, чтоб соглядатаи не догадались, куда идут молодые люди. Мало ли чьи глаза могли смотреть на путников!

За спиной партизана чернели крошни, однако мешок заплечья был почти пуст. Булычев брал его под взрывчатку. В Златоусте ему удалось выпросить у трофейной команды пуд динамита, но начальник особого отдела 27-й дивизии, собиравший их в путь, запретил нести смесь с собой.

— У товарища Лозы — важное задание, — сухо пояснил он, — и незачем голову под топор совать. Одна на весь век.

И, видя, что партизан нахмурился и потемнел лицом, сказал, будто малому:

— Белые схватят, — на загорбке динамит, не отболтаешься!