Годы в седле

Там в начале 1918 года добровольно вступил в отряд Э. Ф. Кужело.

Забегая вперед, скажу: Янош Береш в течение всей гражданской войны беззаветно сражался с врагами революции; сначала в Средней Азии, потом на Южном фронте, затем опять в Туркестане, пока не было полностью ликвидировано басмачество. После увольнения из Красной Армии преподавал военное дело в школах. Сейчас — на пенсии. Он один из немногих оставшихся в живых ветеранов Отдельной интернациональной кавалерийской бригады.

...Среди участников рекогносцировки я встретил и Карла Боца. Он прибыл из Самарканда во главе группы политработников проверить, как в частях идет подготовка к операции. Прекрасный оратор, Карл Боц своим выступлением перед политсоставом бригады показал, как нужно вести разъяснительную работу среди бойцов.

3

После обеда вернулись в Катта-Курган. Я собрал весь состав отряда и объявил приказ командующего Туркестанским фронтом. Накоротке провели митинг. Рудольф Сабо (однофамилец пулеметчика Сабо), назначенный на время операции комиссаром нашего сводного отряда, ознакомил бойцов с военно-политической обстановкой, призвал их с честью исполнить интернациональный долг перед бухарскими братьями по классу.

Прозвучал сигнал «сбор», и отряд выступил в поход. Первую остановку мы должны были сделать в кишлаке Пейшамбе, расположенном неподалеку от бухарской границы.  

Август 1920 года даже для этих жарких мест выдался необычайно сухим и знойным. В долине Зеравшана, правда, ночи уже стали прохладными. Но днем нещадно палило.

Двигались в колонне по шести. В паузах между песнями звучали трубы венгерских эскадронов. Население высыпало на улицы. Подковы дробно цокали по булыжной мостовой. Легкий ветерок колыхал алое полотнище знамени, трепал пестрые эскадронные флаг-значки.

На обочине дороги, прижав сынишку к груди, стояла Ольга Танкушич. Муж увидел ее, выехал из строя, спешился. Ольга опустила малыша на землю. Танкушич присел на корточки, обнял сынишку. Я тоже придержал коня, чтобы проститься с близкими боевого товарища.

— Будь умницей, — ласково наставлял мальчика Шандор, — слушайся маму и бабушку. Я скоро вернусь, привезу тебе бухарскую саблю.

Выпрямился, обнял жену. Потом резко повернулся, вскочил на коня и, не оглядываясь, поскакал вперед.

Как только голова колонны вырвалась из лабиринта узких улочек старого города, знамя, чтоб не пылилось, убрали в чехол, флаг-значки накрутили на пики. Умолкли уставшие трубачи. Но певуны не сдавались. В каждом подразделении были свои любимые песни. В 1-м эскадроне пограничников предпочитали русские народные, революционные и старые солдатские. Во 2-м преобладали украинские. Там тон задавал Пархоменко. Сам хороший певец, он организовал большой и дружный хор. Мадьяры, естественно, любили свои мелодии, то грустные народные, то бравурные военные.

Пыль и духота все же угомонили и песенников. На полевой дороге отряд перестроился по три, и колонна стала еще длиннее.

В голове ее, чуть позади меня, ехали Танкушич и политрук его эскадрона Андрюшин. Это были добрые друзья. Они все время оживленно беседовали.

Перед закатом солнца впереди показался кишлак Пейшамбе. На дорогу ложились длинные тени тополей. Жара опадала. Но пыль, поднятая копытами коней,  по-прежнему висела в воздухе. Густой туманной завесой она скрыла от нас красоты Зеравшанской долины.

Головной эскадрон убавил шаг. Колонна неторопливо влилась в кишлачную улицу, вдоль которой тек широкий арык.

Была пятница — у мусульман праздник. Через раскрытые настежь ворота во многих дворах виднелись принарядившиеся мужчины.

Женщины хлопотали у очагов. Иные, прикрыв лицо полою халата или краем платка, выходили с кувшинами к арыку. Как всегда, сбегались поглазеть на красноармейцев черномазые ребятишки. Бойко торговали на базарной улице шумные чайханы. Даже в этих своеобразных клубах ничего, видно, не знали о предстоящих событиях.

— Аксакал Джурабек, салям! — приветствовал председателя волостного исполкома Танкушич.

Степенный старик вежливо поклонился. Он хорошо знал Танкушича. Когда тот служил на заставе, Джурабек часто сам привозил туда продовольствие и фураж.

— Товарищ Гудков! — подозвал Танкушич одного из младших командиров, который хорошо знал местное наречие. — Скажи аксакалу, пусть завтра утром зайдет в штаб. Надо договориться о фуражировке.

Я понял Танкушича и шепнул Сабо:

— Хитер молодой комэск. До ночи все ближайшие кишлаки будут знать об этом распоряжении. Раз нужен фураж, значит, отряд задержится не меньше чем на сутки.

— То хорошо. Маскировка. Кишлак пограничный, наверняка шпионы есть.

— Чего-чего, а этого добра тут хватает, — согласился я с комиссаром.

4

После короткого привала, как только стемнело и жизнь в кишлаке замерла, отряд выступил из Пейшамбе. Путь наш лежал в Хатырчи. Одновременно  с нами, но левее двигался на Мир-Базар отряд П. И. Сокольскогр.

К рассвету подошли к Хатырчинским болотам. Из низины потянуло гнилой сыростью. Доставать притороченные к седлам шинели никому не хотелось, и люди, чтобы согреться, часто спешивались. Но даже быстрый шаг не всегда помогал.