Годы

Коул кивнул. В отличие от лондонских лакеев, в нем не было никакого подобострастия; рядом с Коулом Китти чувствовала себя легко и могла молчать. Теплые волны воздуха чередовались с холодными, он то приятно благоухал, то — когда они проезжали ферму — едко и кисло пах навозом. Когда они стали штурмовать холм, Китти откинулась назад, придерживая рукой шляпку.

— Вы не сможете въехать на вершину, Коул, — сказала она.

Скорость немного упала: они взбирались на знакомый Крэббов холм, с желтыми полосами от тележных колес — там, где возницы тормозили. В былое время, когда они еще ездили на лошадях, здесь приходилось вылезать и идти пешком. Коул ничего не ответил. Он хотел показать, на что способен двигатель, поняла Китти. Машина гладко катила вверх. Однако подъем был длинный; посередине был ровный участок, а потом дорога опять пошла в гору. Автомобиль ехал из последних сил, но Коул был настойчив. Китти увидела, как он немного подается всем телом то вперед, то назад, будто подгоняя лошадь. Она почувствовала, что у него напряглись мышцы. Еще немного, и машина остановится. Но нет — они были уже на вершине. Машина справилась!

— Неплохо! — воскликнула Китти.

Коул промолчал, но он был горд, она знала.

— На старой машине не получилось бы, — сказала Китти.

— Она в этом не виновата, — ответил Коул.

Он был очень добрый человек; Китти подумала, что такие, как он, ей по душе — молчаливые, сдержанные. Они помчались дальше. Теперь они проезжали серый каменный дом, где в одиночестве жила сумасшедшая женщина со своими фазанами и кровяными гончими. Дом остался позади. Справа начался лес, и воздух наполнился птичьим пением. Похоже на море, подумала Китти, посмотрев на сумрачную зеленую просеку, испещренную пятнами солнечного света. А они все ехали и ехали. Теперь у дороги лежали кучи бурых листьев, от которых лужи казались красными.

— Был дождь? — спросила Китти. Коул кивнул.

Они выехали на высокую гряду; внизу был лес, а посреди него — поляна, на которой возвышалась серая башня Замка. Приезжая, Китти всегда искала ее взглядом и приветствовала, как будто здоровалась с другом. Теперь она была на своей земле. На столбах ворот виднелись инициалы их семьи; их фамильный герб висел над входами в гостиницы и сельские дома. Коул посмотрел на часы. Стрелка спидометра опять скакнула.

Слишком быстро, слишком! — подумала Китти. Но ей нравилось, как ветер бьет в лицо. Вот и домик привратника. Миссис Приди раскрыла ворота, держа на руках светловолосого ребенка. Автомобиль покатил по парку. Олени поднимали головы и, легко прыгая, скрывались в зарослях папоротника.

— Четверть часа без двух минут, миледи, — сказал Коул, когда они, описав дугу, подъехали к двери дома.

Китти немного постояла, оглядывая машину. Они положила руку на капот. Он был горячий. Она легонько похлопала по нему.

— Она отлично справилась, Коул. Я скажу его светлости. — Коул просиял. Он был счастлив.

Китти вошла в дом. Никого не было видно: ее ожидали позже. Она пересекла переднюю, вымощенную крупной плиткой, украшенную оружием и скульптурными бюстами, и оказалась в утренней столовой, где было накрыто к завтраку.

Ее ослепил зеленый свет. Она как будто очутилась внутри огромного изумруда. Снаружи все было зеленым. На террасе стояли французские каменные статуи женщин с корзинками. Однако корзинки были пусты. Летом в них всегда ярко горели цветы. Широкие языки зеленой травы спускались между стрижеными тисами до самой реки, а на том берегу поднимались на холм до венчавшего его леса. Сейчас над лесом клубилась дымка — легкий утренний туман. Глядя вдаль, Китти услышала жужжание пчелы над самым ухом; до нее донеслось и журчание реки на перекате, и голубиное воркование в древесных кронах. Это были голоса раннего утра, голоса лета. Но дверь открылась. Принесли завтрак.

Китти позавтракала. Она сидела, откинувшись на спинку стула, и чувствовала себя в тепле, удобстве и уюте. И ей ничего не надо было делать — совсем ничего. Весь день принадлежал ей. А день выдался славный. Солнечный свет вдруг проник в комнату и лег на пол широкой полосой. За окном солнце играло на цветах. Бабочка-крапивница пролетела рядом с окном; Китти увидела, как она села на листок и стала медленно раскрывать и складывать крылья, раскрывать и складывать, греясь на солнце. Китти наблюдала за ней. Ее крылья были покрыты нежным рыжим пушком. Вот она опять вспорхнула. Затем невидимая рука приоткрыла дверь, и в комнату забрела чау-чау. Она сразу подошла к Китти, понюхала ее юбку и улеглась на ярком солнечном пятне.