Гоф-медик

Зал не такой огромный, как я представлял. Размером не больше танцплощадки в среднем клубе. Напротив входа возвышение, на нем королевский трон, по бокам два больших стула для принцев, чуть в стороне еще один поменьше, для замужней принцессы. В зале около двадцати особ генеральских рангов, еще столько же чинами ниже. Все в парадных, шитых золотом мундирах, блистают орденами и оружием. Женщин меньше, не больше пары дюжин, и тоже в мундирных платьях. Если смотреть по петлицам, как таковых придворных мало, больше значимые лица королевства наличествуют. Четыре министра, верховный магистр и канцлер стоят совсем рядом у возвышения, остальные разместились вдоль стен. Я забился в угол у самого входа, стою по стойке «смирно», наблюдаю перемещения по залу, слушаю негромкие разговоры. На меня особо внимания не обращают, но иногда засекаю недоуменные взгляды.

Герольд трижды ударяет в пол изукрашенным посохом и провозглашает прибытие королевской семьи. Все в зале склоняются в поклоне. Государь первым занимает трон, за ним садятся принцы и принцесса. Между отцом и дедом на банкеточке примостилась Лаура, единственная из внучек, по возрасту допущенная в зал. Его величество милостиво кивает и начинает прием. Вопросы важные и актуальные. Наверное. Я ничего не понял. Сначала один статский генерал зачитывал какой-то отчет, который высочайше изволили утвердить. Потом другой военный генерал что-то втирал про границу между герцогствами. На этом я перестал слушать и просто наслаждался действом, как в кино. После четвертого докладчика дело пошло веселей. Стали вызывать присутствующих и быстро с ними разбираться. Одного сослали за что-то куда-то, другого определили под арест, двоих повысили в чине, одного наградили орденом «За заслуги». Последним в очереди был я. Когда вызвали, строевым шагом дошел до возвышения и склонился в глубоком поклоне. Ангел, как и вся остальная семья, смотрит на меня равнодушно, будто видит в первый раз.

Государь изволил спросить:

– Я тебе камергерский ключ подарил, ты почему его не носишь?

– Виноват, ваше величество, – рапортую, глядя в глаза. – По форме не положено. Потому не счел возможным.

– Какое до него дело? – не обращая внимания на мои слова, поинтересовался монарх.

Герольд зачитал обращение к его величеству. Мать убитого на дуэли Ковальского обвиняла меня в его смерти, ведь было заявлено «до первой крови». Просила примерного наказания. Довольно странно. Дуэли разрешены. Мы сражались в присутствии секундантов и свидетелей. Государь повелел огласить протокол дуэли генералу от инфантерии, который тогда говорил со мной. Тот оказался графом и предводителем столичного Дворянского собрания. В протоколе было подробно описано все, от момента прибытия участников до выпивки на мировую. Когда дошло до уехавшего по болезни, государь задумчиво выразил надежду, что никогда не увидит фамилии Сентос в своих бумагах. Народ переглянулся: сейчас из-за одного труса рухнула карьера всех членов семьи. Им не только не подпишут ни награждений, ни повышений, а даже прошений читать не станут. После прочтения протокола ко мне тоже нашлась претензия.

– Ты почему меч на бой не взял? – изволил спросить его величество. – Сражаться надо равным оружием.

– Ваше величество, вы изволили даровать мне кинжал. Потому счел оный самым достойным из возможных оружий.

– Мальчишка! – горестно вздохнул государь. – И накажу как маленького. Чтобы глупо не форсил, другой раз брал подходящее оружие, велю на неделю оставить без сладкого! По сути жалобы вины не вижу. Бил по разу. Ударил бы дважды, тогда, может, и был бы разговор, а так даже разбирать нечего.

Шумок прошелестел по залу. Жалоба действительно пустая. Стыдно такую государю подавать. Ну мать ладно, ее понять можно. Но суд не кончился, его величество продолжил выносить приговор:

– А коли ты такой задира, с четверыми разом на дуэль выходишь, отныне запрещаю без моего личного соизволения вызывать на поединок и принимать вызовы. А то у меня скоро дворян не останется. Они только и бьются между собой из-за всяких пустяков. Но хоть и дурной ты, однако храбрец. Раз подарил тебе ключ за верность, носи, разрешаю.

В зале вновь зашептались. Наказание смешное, как малыша по попке шлепнули. Вроде обозначили промашку, но не больно, лишь чуть обидно. А вот повеление камер-юнкеру носить камергерский ключ – это почетно. Такое все сразу заценили. Будто тому же малышу после шлепка здоровенный леденец на палочке вручили.

А суд еще не кончился: наказание утяжелил его королевское высочество принц Лагоз:

– Как он за мной числится, я тоже в сторону не уйду. За дурость отставляю от двора. – Озвучив самое тяжелое наказание для придворного, оглядел замерший от такой суровости зал и добавил: – До завтра. За храбрость жалую изумруды на кинжал.

Зал выдохнул. Опала обернулась пшиком. Полдня отставки – это ничто, а изумруды – явный знак благоволения.

Но и это оказалось не все. Встал мой ангел, поклонился и просит дедушку: