Читаем Гоген в Полинезии полностью

потому не очень популярный) судья, видя, что мне никак не удается нормально работать,

проявил ко мне большое участие и посоветовал просить губернатора, чтобы тот назначил

меня мировым судьей Маркизского архипелага. Сказал, что вакансия давно свободна, и ее

нужно заполнить. Раньше эту должность занимал первостатейный бездельник и болван,

один из фаворитов губернатора, получивший ее вопреки возражениям колониального

совета и впоследствии отправленный обратно во Францию в ранге официального

чиновника со всякими привилегиями. Деньги ему выделили бог весть из какой статьи

бюджета - то ли «писарские расходы», то ли «икс».

Речь шла почти о синекуре, и я получил бы возможность заниматься

своим полезным делом. Это было все равно что искушать дьявола, и я не стал

ходатайствовать сразу, попросил дать мне несколько дней на раздумье. Через неделю я

опять приехал в Папеэте. Судья посоветовал мне ковать железо, пока горячо, мол,

прокурор недавно говорил с губернатором, и тот заявил, что охотно меня поддержит.

Без дальнейших церемоний я пересек площадь и вошел в резиденцию губернатора. Я

не мог отделаться от чувства стыда при мысли, что собираюсь просить милости у столь

жалкой и презренной личности. (Почему мы должны зависеть от презренных личностей?)

Вестовой отнес мою визитную карточку и вернулся через пять минут. Он предложил мне

подняться наверх. Губернатор соизволит принять меня. И в самом деле, в конце лестницы,

ожидая меня, стоял Лакаскад, как всегда напомаженный, одетый в черный сюртук.

- Это вы, мсье Гоген, - сказал он. - Никак не ожидал вас увидеть. Что привело вас ко

мне?

- Я пришел с ходатайством, ваше превосходительство, только и всего. Как вам

известно, я художник. Я закончил свои занятия здесь на Таити и хочу теперь ехать на

Маркизские острова, чтобы продолжать их там. Мне только

что посоветовалиходатайствовать о назначении на давно освободившуюся должность

мирового судьи.

- Любезный мсье Гоген, что за нелепая мысль! Как вам это пришло в голову? Разве вы

не знаете, что для такой трудной должности нужны особые данные и основательные

знания? Скажу напрямик - вас невозможно назначить. Это произвело бы очень дурное

впечатление.

Я не мог не восхищаться удивительной проницательностью этого мерзавца, который в

одну минуту решил, что я лишен всяких данных, и несравненной учтивостью, с какой он

объявил мне, что я буду производить дурное впечатление в роли мирового судьи»73.

Что бы ни думал сам Гоген, его сарказм говорит скорее о том, как он был разочарован

и ожесточен, чем о продажности и нечестности Лакаскада.

Решительный отказ губернатора поставил Гогена в крайне тяжелое и неприятное

положение. Даже если он тотчас напишет своим друзьям-художникам в Париже и те чудом

окажутся в состоянии одолжить ему денег, он их получит самое раннее через четыре

месяца. Быстрее этого письма не оборачивались, а телеграфного кабеля до Таити не

дотянули. Да и то надо признать, что почта работала очень хорошо. Все письма и переводы

шли через Северную Америку. Самым трудным и долгим, естественно, был этап между

Таити и Сан-Франциско длиной в 3660 морских миль. Ежемесячное сообщение

поддерживали небольшие шхуны водоизмещением в 150-220 тонн. Из Сан-Франциско они

выходили первого числа каждого месяца, из Папеэте - между двенадцатым и пятнадцатым.

Плавание обычно длилось минимум четыре недели, иногда намного больше. Так, шхуна

«Сити оф Папеэте», которая отчалила 15 декабря 1891 года и везла, в частности,

упомянутые письма Гогена Морису и Метте, из-за сильного встречного ветра сорок девять

дней пробивалась в Сан-Франциско74. Вот почему Гоген не получил своевременного

ответа.

В Матаиеа он, разумеется, не мог рассчитывать ни на какой заработок. Несколько

лучше обстояло дело со случайной работой в Папеэте, но там хватало загулявших моряков

и заблудших туземцев с других островов Французской Полинезии, которым нужны были

деньги на обратный путь. Вероятно, Гоген смог бы получить должность капитана шхуны

или бухгалтера в какой-нибудь фирме, потому что людей со специальным образованием не

хватало; а он знал обе профессии лучше большинства своих соотечественников,

избравших эти занятия. Но тогда пришлось бы вовсе отказаться от живописи, о чем он

даже не помышлял. Время шло, а денег из Франции не поступало, и он стал продавать то,

без чего мог обойтись. Одним из первых было продано замечательное и бесполезное

охотничье ружье.

В довершение, всякий раз, когда Гоген отправлялся в ненавистный город добывать

деньги, ему приходилось выкладывать восемнадцать франков. Держать свою коляску, как

это делали все поселенцы, ему, понятно, было не по карману. И Гоген совершал

сорокапятикилометровое путешествие в дилижансе, который ходил раз в день между

Папеэте и Таравао, небольшим поселком в пятнадцати километрах от Матаиеа, на мысу

между Большим и Малым Таити. Если учесть, что дорога отнимала пять с половиной

часов, - девять франков в один конец не такая уж большая цена. Хотя, по чести говоря,

платить надо было бесстрашным пассажирам, они, безусловно, заслуживали компенсации

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное