Переписка Гоголя с Языковым – это темы Москвы и Петербурга, раздора на родине, тема призвания поэта, выбора в критическую минуту между веком и вечным. Эти же темы присутствуют и в переписке Гоголя с Жуковским. Но Жуковский – и географически (он живёт в Германии) и поэтически – далёк от русского. Его труд «Одиссея», с Гоголом их общение идёт на почве искусства, и письма Василия Андреевича (как и перевод им Гомеровой поэмы) как бы удовлетворяют в Гоголе его желание отвлечься от минуты, превзойти минуту.
Если Языков живёт настоящим, горит настоящим (спорами славянофилов и западников, судьбой России), то Жуковский подаёт голос из прошлого, зовёт в прошлое.
Об искусстве и о вечных темах беседует Гоголь с Александром Андреевичем Ивановым – Иванова он видит часто в Риме (они почти соседи), к тому же тот детски наивен в вопросах жизни, и Гоголь относится к нему, как нянька.
Его светские адресаты – А. П. Толстой, М. Ю. Вьельгорский – мишени для обращения «вельмож» в людей: им он читает наставления, как жить, как править губерниями. Здесь Гоголь двоится: то он проситель, то наставник, то человек не от мира сего, то государственный муж.
Иной он в письмах к старушке H. H. Шереметевой – его «духовной матери», как он её называл. Эта добрая женщина, с которой он познакомился ещё в 1840 году в Москве, помогла ему устроить сестру Лизу у Раевской, она взяла покровительство и над Гоголем. В благодарность Гоголь стал ей писать. Шереметева (ей было около семидесяти) много пережила в своей жизни. Все её интересы были «в боге» – в Гоголе она нашла человека, понимавшего её, слушавшего её внимательно и готового в любую минуту откликнуться. Но как ни искренни были их отношения, всё же это был не диалог сына с «духовной матерью», а скорей священника с исповедующейся. Круг корреспондентов Гоголя велик, и не все письма (и не ко всем лицам) вошли в его будущую книгу, но многолик и разносторонен оказался её образ, во все стороны смотрел он и во все стороны обращался.
5
Гоголь как-то сказал, что женщина более благодарный слушатель, нежели мужчина. Женщина верит, мужчина всё поверяет разумом. Мужчина холоден и эгоистичен, он не может долго жить духовной жизнью, ему нужна практическая деятельность, войны, участие в политике. Он грубее и в чувствах и в мышлении, он – каменистая почва, на которой может заглохнуть павшее на неё зерно. Женщина же – земля без терниев и без каменьев, где вдвое произрастает посеянное. Может быть, поэтому Гоголь и окружал себя всегда женщинами, его постоянными слушательницами и знакомыми были они – им передавал он своё учение, свои мысли о воспитании, о назначении человека в обществе.
Самой близкой из женщин к Гоголю была Александра Осиповна Смирнова-Россет – та самая Россет, с которой познакомил его Жуковский в 1831 году в Царском. Тогда красавица фрейлина плохо запомнила стеснительного «хохлика», который что-то забавно рассказывал и всё жался к стенке, норовя стушеваться или удрать из дворца. Она запомнила только, что они в некотором роде из одних мест (у матери Смирновой было имение под Николаевом – туда её вывозили ребёнком) и что у него длинный нос.
Потом они встретились в 1836 году в Париже. Она жила на Рю-дю-Монт-Бланк, 21, её муж был при посольстве, в их доме гащивали Карамзины. Гоголь, пишет Смирнова, «был у нас раза три один, и мы уже обходились с ним как с человеком очень знакомым, но которого, как говорится, ни в грош не ставили. Всё это странно, потому что мы читали с восторгом «Вечера»…» И тогда он ей не особенно запомнился, хотя у него за плечами были и «Арабески», и «Миргород», и «Ревизор». Всё разделяло их: и родословная, и положение в свете, и воспитание (её французский и немецкий, на которых не мог изъясняться Гоголь), её близость ко двору. За ней ухаживали не только царь, но и все придворные: в восемнадцать лет у неё был роман с князем Голицыным – 54‑летним стариком.
Получив второй шифр на выпускных экзаменах в Екатерининском институте, она стала фрейлиной императрицы-матери и пользовалась её особым покровительством. Невысокая, смуглая, с правильным овалом живого лица, с такими же живыми чёрными глазами в обрамлении смолисто-чёрных волос, она выделялась ещё и быстрым умом, умевшим схватывать всё на лету, дерзким языком (за что Вяземский прозвал её донна Перец) и, наконец, страстностью, приманивавшей к ней всех – от увешанных звёздами стариков до гвардейских офицеров.
Её отец, Осип Иванович Россет, был родственником герцогов Ришелье – герб Россетов красовался в Версале. Мать Александры Осиповны Надежда Ивановна Лорер по отцовской линии происходила от выходцев из Голштинии, пришедших на Русь во времена царствования Петра III. Мать Надежды Ивановны была княжной Цициановой и состояла в родстве с грузинским царём Георгием XIII. Скромненький дворянский род Гоголей не мог тягаться с этим набором титулов, родства и званий.