Гоголь (апрель 2009)

Трехкомнатная квартира сверкала идеальной чистотой. В прихожей на низком столике в плоской хрустальной вазе плавали головки лилий, столовую украшали фотообои: через зимний лес мчится тройка, румяный кучер взмахнул кнутом. Вся мебель, как и полагалось, была полированная, посреди обеденного стола - чешская хрустальная ваза с розами. В книжном шкафу отдельных книг не было, только собрания сочинений: Драйзер, Дюма, Золя, Лев Толстой. Что через райком давали, то и брали. Гоголя не было. Двери всех комнат ходили на рельсах, это были двери из купейных вагонов, - хозяин принес с работы. А что еще можно взять на железнодорожном узле? Двери двух спален на ночь закрывались на защелку от воров. Еще в квартире была огромная кладовка. Дубовые полки сверху донизу были уставлены трехлитровыми банками: консервированные помидоры, огурцы, перцы, икра из баклажанов, свиное сало в собственном соку. На банках стоял год изготовления: еще не были съедены запасы трехгодичной давности, а уже пришла пора закручивать в банки новый урожай.

Нас пригласили к столу. Когда подали жирный бульон с рассыпчатыми пирожками, я, не предупрежденная, уже объелась рыбой в томате, фаршированными помидорами и пампушками с чесноком. Разочарование и обида хозяев были так сильны, что не попробовать всего, что металось на стол, было невозможно. При виде гуся в яблоках я застонала: не могу больше. Григорий Петрович успокоил: «А вы отдохните немножко. Сейчас выпьете моей водочки и дальше покушаете. Водку сам настаиваю на пленках грецких орехов: от всех болезней».

Отвалившись от еды, дядя Митя завел светскую беседу об истории их города, о магнате Конецпольском, основавшем местечко Смела в семнадцатом веке, о знаменитом сахарозаводчике-меценате Алексее Бобринском, при котором край расцвел. Остапенки разговор не поддержали. При упоминании о польских панах или русских капиталистах они поджимали губы. «Эксплуатировали народ, наживались, а деньги вывозили заграницу. Зачем нам про них говорить? Лучше вы нам расскажите о своих детях, кто где учится, женаты ли сыновья…»

- Раиса Захаровна, вы были заграницей?

- Не горю желанием.

Так, и эта тема - табу.

Перед сном нас еще раз накормили на убой. Белье постелили импортное, дефицитное, новое - при нас разрывали запечатанные пакеты. Ничего не жалели, предупреждали все желания.

На следующий день мы вместе пошли гулять по городу. Я в первый раз видела южный рынок. Кругом лужи, в которых плавают давленые овощи и расколотые арбузы, земля усыпана шелухой от семечек. Мужики все мясистые, пузатые, пьют пиво в тени у забора, женщины бродят в тапках без задника, на босу ногу, прицениваются к связкам лука и чеснока. Продавцы - веселые, добродушные, а покупатели берут товар не как у нас, по полкило, а ведрами, коробками. С Раисой Захаровной здоровался каждый второй, она сдержанно, с достоинством кивала. По дороге попалось старое польское кладбище. Мы с дядей Митей захотели побродить по нему, но наша хозяйка запротестовала.

- Там же нечего смотреть! Сейчас пойдем в парк Пятидесятилетия Октября на выставку цветов, а через час начнется концерт бандуристов.

Мы с дядей Митей вздохнули, переглянулись и поплелись за Раисой.

На следующий день мы, слава Богу, уезжали в дом отдыха. За два дня прибавили по нескольку килограммов, а неистребимый райкомовский дух, который веял в хлебосольном доме Раисы Захаровны, доконал нас. Утром я услышала, что Раиса звонит по телефону.

- Автобаза? С вами разговаривает Остапенко. Подайте машину к одиннадцати часам. Надо отвезти людей в Сокирно, на обкомовские дачи.

Раиса уже была не у власти, на пенсии, но ее приказы выполнялись, по инерции. Ровно в одиннадцать пришла «Волга», и мы покатили в Сокирно. По дороге наша хозяйка велела шоферу завернуть в колхоз «Червонный шлях», где нам тоже были рады. Председатель колхоза лично тряс яблони, а секретарь сельсовета собирала яблоки в корзину. Потом перешли к сбору груш и слив для дорогих гостей из Ленинграда. Шофер отнес плоды в машину, где уже лежали коробки со снедью, приготовленные Раисой «на дорожку». Дальше на пути нам попалась птицефабрика «Вперед», заехали и на птицефабрику. Тут для нас провели экскурсию, рассказали о достижениях, показали переходящее красное знамя. Пока апоплексического вида директор докладывал о ходе соцсоревнования по увеличению яйценоскости, нам успели забить и ощипать пять кур. Куры были упакованы и уложены в багажник. «Свеженьких поедите», - сказал директор на прощание и просил заезжать к нему запросто, как принято у добрых друзей.

Десять дней на обкомовской даче пролетели, как один волшебный день. Широкий чистый Днепр под окнами, песчаные пляжи, уходящие за горизонт, летние кухни перед каждой дачей, автолавка, приезжающая через день из Черкасс, с обкомовской базы. Как щедра была ты, земля Украины, к своим партийным работникам!