Гоголь (апрель 2009)

«В издании „Сочинений“ помещены некоторые драматические отрывки и род повести, „Шинель“. Все то же, что и в „Ревизоре“, что и в „Женитьбе“, что и в „Чичикове“: такая же напряженная малороссийская сатира против великороссийских чиновников, такие же сказки про игроков».

Итак, вот оно, главное! В сочинениях Гоголя Русь получается столь отвратительной не только потому, что автор иначе писать не умеет, но и потому - и едва ли не в первую очередь потому - что он, как малоросс, враждебен России…

У этого критического хода есть личный подтекст. После разгрома польского восстания 1831 года Сенковский порвал всякие связи с «польским делом». Но собратья по перу (да и некоторые читатели) при всяком удобном случае припоминали ему его польское происхождение. В своем разборе Гоголя Сенковский искусно перевел поток патриотической ненависти от привычного раздражителя к новому. Он национально окрасил Гоголя. До сих пор украинцы воспринимались не как враждебный народ, а почти как свои. Их можно было не любить и приписывать им те или иные негативные качества - но даже не любили их примерно так, как могли не любить ярославцев или костромичей, носителей областных пороков. Но свои ли они? Или только прикидываются? Ведь, прикидываясь своими, они не только могут невозбранно очернять Русь, но и успешно прививать ненависть и презрение к родному доверчивым душам великороссов… И если так, то не опаснее ли украинцы, чем даже поляки?… Антипатриотическое зло неясного происхождения обрело конкретный облик, стало осязаемым, «домашним».

Мысль, выраженная Сенковским, - по условиям времени - вскользь и намеком (сколько-нибудь подробно в тогдашней прессе нельзя было писать даже о польских кознях; считалось, что под благодатной сенью Престола царит полная гармония и дружба народов!), упала на благоприятную почву.

Сенковского принято было поругивать, но читали его все. И потому неудивительно, что его мнение о Гоголе оказало сильнейшее воздействие на восприятие и толкование гоголевского творчества в «хорошем обществе». Очень наглядно это видно на примере нашего доброго знакомого Филиппа Филипповича Вигеля. В 40-х годах он приступил к работе над знаменитыми записками - увлекательной, но необыкновенно злоязычной хроникой своего времени. Влияние концепции Сенковского здесь несомненно. Вигель усвоил ее творчески. Оказывается, все украинцы и украинские писатели издавна были тайными врагами России и старались вредить ей как могли: «Они, несмотря на единоверие, единокровие, единозвание, на двухвековое соединение их Родины с Россией, тайком ненавидели ее и Русских, Москалей, кацапов». Первым в ряду этих ненавистников оказывается Василий Капнист, автор знаменитой антибюрократической комедии «Ябеда»: «Не обращая внимания на наши слабости, пороки, на наши смешные стороны, он в преувеличенном виде, на позор свету, представил преступные мерзости наших главных судей и их подчиненных. Тут ни в действии, ни в лицах нет ничего веселого, забавного, а одно только ужасающее, и не знаю почему назвал он это комедией». Нетрудно заметить, что Капнист-комедиограф здесь подогнан под Гоголя в толковании Сенковского («напряженная малороссийская сатира против великороссийских чиновников»). Представителем антирусской линии, открытой Капнистом, оказывается и сам Гоголь - не названный в записках по имени, но легко узнаваемый по плодам вредоносной деятельности. «Лет сорок спустя, - продолжает Вигель, - один из единоземцев его, малорослый Малоросс, коего назвать здесь еще не место, движимый теми же побуждениями, в таком же духе написал свои комедии и повести. Не выводя на сцену ни одного честного Русского человека, он предал нас всеобщему поруганию в лицах (по большей части вымышленных) наших губернских и уездных чиновников. И за то, о Боже, половина России провозгласила циника сего великим!» Со времени письма Загоскину произошли, как видим, существенные изменения: для объяснения источников зла уже не требуется «парижская пропаганда»…