Гоголь и географическое воображение романтизма

За всем списком имен, которыe названы комментаторами в качестве источников статьи Гоголя (И. Г. Гердер, А. Гумбольдт, К. Риттер, Ф. Шеллинг), стоял к тому времени уже сложившийся в немецкой философии, литературе и географии геоисторический дискурс, который Гоголь в статье и воспроизводил. Как можно судить по исследованию Н. Г. Суховой о судьбе идей Риттера и его труда «Землеведение» в России на протяжении XIX в., период, когда влияние Риттера на российскую географию стало более ощутимым, начинается на десятилетие позже, чем была опубликована статья Гоголя, оказавшегося в числе немногих почитателей немецкого ученого[139]. Работа Суховой написана с позиции историка географии и представляет роль Риттера с точки зрения внедрения его идей в среду географов. При таком подходе Риттер предстает основной фигурой новой географии, можно сказать, ее идеологическим центром. Именно так его воспринимали и в России в начале XIX в. Когда заговорили о новой географии в 1825 г., а первым это сделал Полевой в «Московском телеграфе»[140], то заговорили о «Землеведении» Риттера. И несмотря на то что Гумбольдт уже в 1818 г. был избран почетным членом Петербургской академии наук и в связи с этим появились его некоторые публикации, в российском дискурсе новой географии он не фигурировал и попал в него только благодаря статье Гоголя. Прорыв к пониманию философской глубины науки в России совершился в 1827 г., когда в «Московском вестнике» М. П. Погодина под рубрикой «Науки. География» появилась первая публикация первой главы труда Гердера «Идеи к философии истории человечества»[141]. Оценить этот факт помогает исследование Ч. Танга «Географическое воображение современности».

Танг представляет другую, чем в книге Суховой, историческую перспективу, в которой «Землеведение» Риттера оказывается не центром, а результатом развития не только географической мысли, но общего потока идей на рубеже XVIII–XIX вв. В этом потоке география, натурфилософия, антропология и эстетика, сплоченные междисциплинарным йенским романтизмом, решали те же вопросы об отношениях между человеком и окружающей его природой[142]. Идеи немецкого романтизма мощно повлияли на самоопределение географии – сперва в сочинениях Гумбольдта, посвященных его путешествию в Америку, которые он начал издавать по-французски в 1805 г., а потом – и в трудах Риттера, систематизировавшего географию как область в «Землеведении», первый том которого появился в 1818 г. Поэтому исследование Танга начинается с анализа связей между географией, философией, эстетикой, педагогикой, литературой и живописью.

При таком подходе центральной фигурой и наиболее влиятельным субъектом философского геоисторического дискурса предстает Гердер. Согласно Тангу, решающее значение в развитии идей об отношении между человеком и природой имело несогласие Гердера с противопоставлением мира и мыслящего субъекта, который возвышался над природой и управлял ею с высоты своего интеллекта, в философии И. Канта. Для Гердера, а потом и для Шеллинга существенной была связь субъекта с природой, из которой он происходит и которой определяется, составляя с нею единую систему земли, a также укорененность субъективного сознания во всеобъемлющей самовоспроизводящейся природе[143].

Будучи частью природы, человек все-таки организован таким образом, что может мыслить и обладает языком. Мышление и язык обособляют человека от природы и других животных, утверждал Гердер в трактате «О возникновении языка» (1772). Однако язык невозможен без коммуникации людей между собой. Народ – это сообщество, определяемое через язык, на котором оно говорит, и через этот язык противостоящее природе. С другой стороны, эта же природа воздействует на общество и определяет характер его индивидов. Поэтому каждый регион земли создает свой народ и одновременно сам создается этим народом[144].