Далеко не случайно, что Гоголь — один из наиболее часто и удачно иллюстрировавшихся писателей. Его портреты, пейзажи, описания полно и ярко могут быть переданы таким искусством, как живопись. Его внимание постоянно обращено на живописную, зрительную выразительность предметов. Своеобразие реализма Гоголя — на начальном этапе его творчества — во многом и состояло в обращении к этой словесной живописи, к предметным изображениям, к передаче полноты ощущения жизни, вещественной, материальной стороны мира.
В «Вечерах на хуторе» все время чувствуются как бы два голоса: голос рассказчика и голос автора.
Рассказчики в «Вечерах» являются носителями житейски-трезвого взгляда на жизнь, нередко ограниченного наивными предрассудками. Они не подымаются над бытом, над уровнем взглядов и отношений своих героев, а выступают наравне с ними, будучи полностью погружены в их интересы, в круг их представлений.
Иное дело автор, который в «Вечерах» выступает как носитель положительного идеала, выражая свое стремление к прекрасному и в то же время трагически переживая его неосуществимость. Автор утверждает здоровое и прекрасное начало в человеке, сохраненное народом. Но именно в народе, как в целом, как в коллективе, а не только в его отдельных представителях, у которых это начало может быть заслонено мелким, случайным, бытовым. Выражение этого высокого идеала цельного и благородного человека Гоголь видел, как уже указывалось, прежде всего в народном творчестве, в песне.
Утверждая красоту и ценность человека в его цельности, свободолюбии, благородстве его душевных проявлений, Гоголь в то же время трагически воспринимал враждебность человеку мира собственнической алчности, холодного эгоизма, социальной несправедливости. Проявление этого авторского отношения сказывается в лирических и пейзажных отступлениях. Голос автора здесь прорывается сквозь бытовое, простодушно-лукавое повествование рассказчика. Автор непосредственно включается в рассказ, дает почувствовать отличие своей точки зрения от простодушной болтовни рассказчика, стремится осветить истинное положение вещей. Это включение лирического авторского начала и придает сложность идейной и художественной структуре повестей.
Чернышевский отмечал, что «Вечера на хуторе» производят «сильнейшее впечатление» на каждого читателя «именно своею задушевностью и теплотой».[91] Эта «задушевность», влюбленность Гоголя в жизнь народа, отмеченная Чернышевским, определила во многом и художественные принципы «Вечеров», их лиризм. «Вечера» проникнуты глубоким авторским лиризмом, который в сочетании с юмором составляет неповторимое своеобразие гоголевского стиля.
Лирические отступления и пейзажи раскрывают идейный подтекст повестей, углубляют и расширяют их содержание, подчеркивают, оттеняют поэтичность народной жизни, рисуют пленительный образ Украины. Пейзаж в «Вечерах на хуторе» как бы дополняет то прекрасное, что Гоголь увидел в народе. Отсюда богатство его красок, метафор, самая гиперболичность. В пейзаже отчетливо чувствуется авторский голос, лирическое начало, благодаря чему он приобретает эмоциональную выразительность, передает отношение автора к происходящим событиям. Взволнованная патетика лирических пейзажей как бы прорывает бытовую оболочку, «земность» самих событий, утверждая положительное, прекрасное начало, озаряя новым светом смысл происходящего. Такова роль пейзажа в таких повестях, как «Сорочинская ярмарка», «Ночь перед рождеством», «Майская ночь, или Утопленница».
В «Майской ночи» противопоставление сил, враждебных чистой и светлой любви Ганны и Левко, подчеркнуто лирическим пейзажем, проходящим через всю повесть, словно аккомпанируя этой песне о любви. Повесть начинается описанием майской ночи, на фоне которой так прекрасна и поэтична любовь Ганны и Левко. «Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи! Всмотритесь в нее. С середины неба глядит месяц. Необъятный небесный свод раздался, раздвинулся еще необъятнее. Горит и дышит он. Земля вся в серебряном свете; и чудный воздух и прохладно-душен, и полон неги, и движет океан благоуханий. Божественная ночь! Очаровательная ночь!» Завершается повесть волшебно-красивой картиной украинской ночи, словно благословляющей счастливого Левко, увидевшего в окошке при свете месяца спящую Ганну. «И чрез несколько минут все уже уснуло на селе; один только месяц так же блистательно и чудно плыл в необъятных пустынях роскошного украинского неба. Так же торжественно дышало в вышине, и ночь, божественная ночь, величественно догорала».