Гой

Этим обстоятельством и воспользовался потомок самого первого Венского Сефарда. Он прекрасно понимал, что носить поношенные вещи с чужого плеча будущему властителю мира не позволяет внутреннее достоинство, а приобрести новую приличную вещь не позволяет уровень достатка. И тогда он ввел в практику мистический обряд очищения старой вещи. Кроме того, он ввел в практику неформальный классовый подход, ибо жить в то время в Вене и не слышать про учение Карла Маркса было все равно, что ничего не знать о столоверчении и магнетизме. Для рабочих и служащих, желающих приодеться, приобретя не задорого прилично выглядевшую вещь, Венский Сефард скупал уходящие для них в прошлое гардеробы буржуа, а для будущих властителей дум и мира, пока еще пребывающих в нищете и обитающих в ночлежках, – предметы гардероба высшей аристократии, министров от разных партий, включая социалистическую, народных артистов, заслуженных художников, признанных писателей и других деятелей шоу-бизнеса. Например, полтора столетия спустя, за шляпу успешного венского драматурга Теодора Герцля, приобретенную уличным художником Адольфом Гитлером, разгорелась нешуточная борьба между государственным музеем Израиля и российским мульти-премультимиллиардером, пожелавшим остаться неизвестным. Дело, естественно, доходило до шантажа, подкупов, похищений и убийств, но это совершенно другая история.

А пока Венский Сефард готовился обслужить двух забавных маргиналов, одного из Российской империи, другого – местного, австро-венгерского. Австро-венгерский ненавидел Австро-Венгрию и мечтал о том, чтобы она сгинула безвозвратно, а русский не только не желал Российской империи сгинуть, но уже боролся за то, чтобы когда-нибудь возглавить ее. До начала Первой мировой войны оставалось еще полтора года, и даже сам Венский Сефард не мог подумать о том, что именно этим двоим суждено будет начать Вторую, куда более кровавую, чем еще только предстоящая Первая. Звали сегодняшних клиентов Венского Сефарда Адольф Гитлер и Иосиф Джугашвили.

Адольфу шел двадцать пятый год, а возраст Иосифа несколько напрягал Венского Сефарда, ибо выражался цифрой 33. «Возраст Иисуса Христа, имя носит как у евангельского плотника, вид имеет семитский, что, говорят, импонирует вождю большевиков Ленину, который ненавидит Российскую империю не меньше, чем этот маргинал Гитлер Австро-Венгерскую».

На столе уже лежал еврейский мистико-аллегорический комментарий к Пятикнижию Моисееву, как называют Тору христиане. Раскрыт он был на странице, на которой речь шла о двойном суде Божьем – до рождения человека и после его смерти. Венский Сефард зарядил семисвечник и приготовил спички. Клиенты должны были подойти с минуты на минуты, и они действительно нос к носу столкнулись у массивной двери, испепеляя друг друга взглядами. Оба что-то наверняка знали о приговоре космологического суда над ними еще до их рождения, что поразило Венского Сефарда. Он впервые видел таких людей. До встречи с ними он сомневался, что вообще увидит в жизни хотя бы одного такого, а тут сразу двое. Конечно, он наводил справки о своих клиентах, но никакие справки такого рода информации не предусматривали. Да и зачем она продавцу, пускай и не вполне тривиального товара. Его интересовал уровень платежеспособности клиентов и более ничего. Ничуть не лишняя мера предосторожности. А тут без всяких справок Венский Сефард узнал о нынешних своих покупателях нечто такое, раскрытие чего пока не входило в их планы. И не то, чтобы он испугался. Он ужаснулся. Но страха не было, хотя участь его уже была решена. Он даже был рад, что несущая смерть рука одного из них дотянется до него еще до того, как нечто похуже всякой чумы в скором времени воцарится на пространствах от Атлантики до Тихого океана.

«Впрочем, – внутренне усмехнувшись, подумал Венский Сефард, – вот будет юмор, если эти метафорические, но физически смертоносные руки, столкнутся в одном месте точно так же, как эти двое нос к носу пред входом в мою мастерскую».

Этот вариант и впрямь давал некоторый призрачный шанс на спасение.

А двое гостей были потрясены друг другом ничуть не менее, чем Венский Сефард обоими. Джугашвили, как кавказец, не питал расовой ненависти к евреям, но исконный антисемитизм большинства русских не мог не принимать в расчет, будучи политиком уже почти имперского уровня. Все-таки, член ЦК, с одной стороны, нелегальной, а с другой – уже и парламентской партии. И не просто член ЦК, а лицо, приближенное к ее вождю. Именно сейчас в Вене Иосиф Джугашвили писал, как он это ясно осознавал, главный теоретический труд своей жизни. Работа, пока еще условно, называлась «Ветхий Завет и революция, или участие евреев в социалистическом движении на Руси».