Гойда

Фёдор с большой отрадою принял слова отца. Испив мёду, он глубоко вздохнул.

– Не просто ж так езжал сюда с Афонею, – усмехнулся Фёдор.

– Не просто, не просто! Ох и перепугал ты всех тогда! – сквозь смех Алексей журил сына.

– Живой же, а там уж чего пугаться-то? – молвил Фёдор, поглядывая на кольца. – А куда деваться, раз служба такая?

Отец и сын выпили ещё.

– А вот, батюшка, – молвил Фёдор, оглядевшись вокруг.

Басмановы были одни средь погромленного кабака.

– Ась? – вопрошал Алексей.

– О походе что думаешь? – молвил он, чуть поведя бровью.

Тяжёлый вздох сорвался с уст Басмана. Старый воевода погладил бороду да пожал плечами.

– Что уж думу думать? – выдохнул Алексей. – Поди, латины ждать зимою удару никак не будут. Да вот неспроста же.

Фёдор поджал губы, коротко кивнул.

– Да поди, есть упование – коли нагрянем как гром средь ясного неба – того гляди, и отрежем латинов от прочего володения Жигимона. Там и впрямь чего доброго выйти может. Гляди, с Божьей помощью и прорвёмся к Риге.

– И много поляжет? – вопрошал Фёдор, наполняя чашу отца.

Этот вопрос ещё больше смутил Алексея. Хмур сделался Басман пуще прежнего.

* * *

В Новгородском кремле весь люд суетливо метался в приготовлениях, в страхе служа великому царю и слугам его. Иоанн пребывал в славном расположении духа, несмотря на скверную погоду, которая разыгралась в конце дороги. Владыка переводил дух в светлой палате, в коей возвышался золочёный трон. Государю то и дело били челом, прося али докладывая чего. Царь расхаживал по палатам, едва внимая пришлым. Он холодно и коротко отвечал, всё предаваясь своим, внутренним раздумьям.

Но вмиг вереница дум была прервана явлением призрака давних лет. Иоанн замер, и дыхание его затаилось в тот миг, как среди зала, подле окна стоял Андрей Курбский. Разум не покинул царя, и видел владыка, что фигура не отбрасывает тени и что бестелесный образ пропускает чрез себя свет. С хладною усмешкой владыка не стал внимать лукавому видению.

Иоанн обратил свой взор к широко распахнутым дверям за несколько мгновений до того, как явился Алексей Басманов. Опричник отдал поклон, и царь ответил коротким кивком и жестом указал на накрытые столы, что держали кушанья и напитки вдоль стен. Алексей положил руку на сердце.

– С чем же? – вопрошал владыка, продолжая бесшумно расхаживать по палатам.

Басман глубоко вздохнул, едва вскинув голову.

– Просить о милости тебя, добрый государь, – молвил Алексей.

Иоанн кивнул опричнику.

– Ежели есть на то воля твоя и ежели есть на то милость твоя, – произнёс Басман, – остави Федю во столице али Новгороде. Неча ему в поход идти.

Услышав те слова, Иоанн замер на месте.

– И что же будут говорить, ежели твой сын отсиживаться будет? – вопрошал царь.

Алексей глухо усмехнулся в бороду, опуская взгляд. Кулаки старого воеводы невольно сжались.

– А нынче будто о нём дурной молвы не ходит? – процедил Басман сквозь зубы.

– Молва, молва, – произнёс Иоанн, продолжая мерить палату своим шагом да покручивая кольцо на пальце.

Алексей плотно сжал губы, резко выдохнув. Он перевёл взгляд, оглядывая просторные палаты, овладевая всем, что поднималось в душе его в тот миг. Повисло молчание.

– Он славный воин, – наконец произнёс Иоанн. – Скажи же мне, не кривя душой, кто бы превзошёл его?

– Плевать мне, – бросил Алексей. – Как по мне, поход – гиблое дело. За свою голову мне неча бояться – видать, давно я пережил своё. Теперича, как и доныне, верен я тебе, всей душой и телом. Коли полягу – чему бывать, как говорится. Да вот чёрта с два мне придётся вновь сына хоронить.

Полоснула страшная речь душу царскую, омрачился лик его.

– Сам Фёдор просил не выходить в поход? – спросил Иоанн.

– Смилуйся надо мной, царе, – твёрдо молвил Басман-отец. – Ежели есть на то воля твоя. Смилуйся.

Иоанн коротко кивнул, не глядя на слугу своего.

* * *

Сим же вечером в царскую палату раздался резвый стук. Рынды не успели доложить, как государь повелел впустить, ибо точно знал, кто явится. Дверь приоткрылась, и Фёдор не спеша переступил порог опочивальни. Царь отложил перо, с вниманием оглядывая наряд опричника.

– От же чудный град, царе! Сыщешь всё, чего душа твоя ни пожелает! – молвил он.

– Чаешь просить меня о чём-то? – молвил Иоанн, заглядывая в глаза Басманова.

На мгновение Фёдор смутился.

– Мне не о чем просить, мой добрый царь, свет очей моих, – благоговейно прошептал Басманов. – Всё есть у меня милостью твоей. Едва ли знал я, чем будет служба тебе при дворе. От право, иначе всё. Да токмо не ведал я иной отрады, как служба тебе, во славу имени твоего. Нет, не просить, но благодарить тебя, щедрый мой владыка.

Ежели разум владыки и хранил какие метания, нынче они отмерли окончательно.

– Посему же знай волю мою, – молвил царь, – покуда двинется поход, ты будешь главенствовать во столице над приказами.

Фёдор свёл брови, подавшись назад. На его устах мелькнула ухмылка.

– Слишком великая честь для раба твоего, царь-батюшка, – молвил опричник, положа руку на сердце. Звонкий смех его рассыпался в комнате, ибо и впрямь Басманов то принял доброй шуткой.

– В самый раз, – ответил Иоанн, разведя руками.