Гойя

В 1810 году правительство «короля-призрака» поручило Гойе вместе с Маэльей отобрать пятьдесят картин лучших испанских художников для так называемого музея Наполеона. Но художник повел дело так, что в Париж отправлялись либо третьестепенные произведения, либо копии с лучших картин, и этот факт даже вызвал неудовольствие самого императора. Наполеон, как мы помним, снял в Италии сливки с шедевров, хранившихся в коллекциях и церквях. Из Испании ничего хорошего в плане живописи французы не получили, и потому из Парижа был прислан специальный французский эмиссар, чтобы отобрать другие полотна и получить именно шедевры, а не третий сорт. Гойю, таким образом, от важного дела отстранили, но никаких санкций к нему не применили. Возможно, все дело в том, что он объяснил новому королю, что для его блага будет лучше сохранить лучшие картины в Испании. Жозеф Бонапарт не мог противодействовать напору своего младшего брата-императора, но негласно стоял в этом случае на стороне Гойи.

Поведение Гойи при оккупантах было двусмысленным. Он был сторонником нового мира с давних пор, но реальное сотрудничество не имело места. Более того, добровольное присутствие в Мадриде оказалось в известном смысле вынужденным. Все активы художника находились именно здесь, его недвижимость и банковские счета были в руках «наполеонидов». Когда он в 1812 году долго отсутствовал в столице и даже собрался было перебраться на освобожденные территории, то получил однозначное предупреждение от мадридской полиции, что в случае невозвращения все имущество его семьи будет конфисковано государством. Как мы помним, это имущество и это состояние обеспечивали жизнь нескольких людей: это был любимый сын, непутевый Хавьер Гойя с женой и детьми, и это была новая подруга жизни Леокадия Вейс, которая еще неоднократно встретится нам впоследствии. Если и были такие планы — уехать подальше от короля-француза, от коллаборационистов и своих друзей на службе оккупантов, — то эти планы пришлось отменить.

Убеждения убеждениями, а реальность требовала своего. После восстановления власти Бурбонов и начала кампании мести и расправ наш художник среди прочих был вынужден пройти через «очистительный процесс». Судьи были, к счастью, не из Инквизиции. Процесс имел видимость обстоятельного исследования доказательств одной и другой стороны. Получалось так, что Гойя не был коллаборационистом. Постов и должностей не занимал, награды от французов получал, но не носил — о том в один голос говорили свидетели. Те же свидетели сообщали, что сеньор Гойя ругал наполеоновских солдат, не одобрял оккупацию и вообще был примерным патриотом. Скорее всего, свидетели были подобраны правильно и сыграли свою роль безупречно. Восстановленная монархия старого образца не желала уничтожения Гойи. И потому имитация правосудия в данном «очистительном процессе» действовала в пользу художника.

Судьи прекрасно понимали, что сеньор Гойя не проявлял настоящей солидарности с французами. Написанная им по заказу коллаборационистов «Аллегория Мадрида» была скучноватым официальным произведением, типичным порождением госзаказа.

О чем думал в эти годы Гойя? Мы увидим далее разные грани его тогдашних идей, а точнее, умонастроений. Глубоко личное отношение сквозит в портрете французского генерала Николя Гюйе. Он находится в частном собрании Филда в Нью-Йорке. Это трагический портрет, триумф тьмы и крови. Черный мундир на темном фоне отмечен горением и затуханием красных лент, орденов и знаков отличия — как будто кровь проступает наружу из-под черной корки. Лицо умного и гордого человека замкнуто, отмечено болезненной желтизной и, как замечают внимательные наблюдатели, выглядит лицом выжженного изнутри человека. Дело не только в том, что этот генерал, к тому же еще и личный адъютант Жозефа Бонапарта, осознал безнадежность испанской авантюры Наполеона. Художник угадал то свойство наполеоновских бойцов, которое позднее Стендаль опишет как опустошенность и фатализм. Они будут сражаться до конца, но уже ощущают приближение трагического финала.

РЕПОРТАЖ ИЗ ПРЕИСПОДНЕЙ

Именно смутное время и обстановку тотального ожесточения всех сражающихся сил запечатлел Гойя, когда в 1814 году Испания была окончательно очищена от оккупантов и в ней воцарился все-таки младший Фердинанд, существо малоинтересное, личность незначительная, озлобленная на французов, вольнодумцев, либералов, атеистов, на всякую свободолюбивую субстанцию. Его отец побаивался и сторонился умников и образованцев. Новый король Фердинанд откровенно ненавидел тех, кто читал книги и пытался рассуждать своим умом вместо того, чтобы повторять исконные святые истины религии и монархии.