Да слышу я, слышу. Уже не сплю. Перестань звонить. Еще немножко. Где эта чертова пищалка отключается? Я её, наверное, заблокировал в тот раз. Где курсор? Курсор! А, вот она. Такой сон сломала, зараза! Настоящий, не с винчестера. Я и Она, море и солнце. Что-то приятное, даже нет, ожидание приятного. Солнце! Это слово можно катать во рту, как гладкий, но некруглый морской камешек. Как я соскучился по Солнцу! Я теперь знаю, отчего устал. От вечной тьмы и равнодушия звезд. Они не мигают и не двигаются. В тот раз они были точно такие же. НЕ двигаются! Может, я остановился? Ну-ка… Звездный датчик, карту! А теперь предыдущую. Совместить… Да нет, рисунок звезд изменился. Значит, двигаюсь. Лечу навстречу этой самой неизвестности, будь она неладна. Какая тоска!
Ты совершил непоправимую ошибку. Ты потерял тело, не оставив потомства. Не родив сына. То некогда, то наука важнее. Семья мешает. Слепец! Надо было бросать все и жениться. Дети важнее всех открытий. А теперь что? Летишь к звездам? Кому они нужны, твои звезды? Горстке престарелых пердунов-ученых, давно вырастивших детей и радующихся внукам! Они-то не забыли своего главного назначения. И живут людскими заботами.
Ну, вернешься героем. Есть, допустим, планеты. Для жизни непригодны. Да хоть и пригодны — разницы никакой. Что дальше? Поначалу пошумят, интервью, доклады и все такое… А потом что, бессмертный? Тебе даже медаль повесить некуда. Поставят тебя в аппаратный зал вместе с такими же бедолагами. Дадут бесплатное пожизненное электричество за научный подвиг. Один киловатт в сутки. Хочешь сам ешь, хочешь повесь лампочку. Техники будут показывать на тебя банкой пива и смеяться. Сначала потихоньку, потом открыто. А девушки-лаборантки будут стирать с тебя пыль замшевой тряпочкой. Но ты не почувствуешь прикосновения их теплых рук.
Выть хочется. Господи, если ты есть, пошли людям обратную оцифровку! Я согласен на любое, самое больное и дряхлое тело, согласен стать собакой, черепахой, кем угодно, только живым!
На записи — звуки, напоминающие сдавленные рыдания.
…Ну все, все. Успокойся. Осталось всего-то два перелета. Посмотри на Проксиму — яркая какая! Светофильтр… Держись, Посланник. А когда вернешься — сто лет пройдет на Земле — вдруг изобретут! Надейся! Тогда наградой будет живое тело. Способное иметь детей! Надейся! Твое тело! Надейся, Посланник!
Где я?… мама… почему темно?… болит голова… ничего не вижу… Мама, открой занавеску. Ничего не вижу. Это что? Размытые пятна. Как бы это сфокусировать? Это звезды. Мама, сейчас что, ночь? Почему звезды?
О боже, вспомнил. Я — Посланник. Это не сон, это кошмарная явь. Что это за цифры? У…да…ленность и время. Так. Сорок пять лет полета. До Проксимы ноль целых три десятых светового года. Проксима — это что? А! Ну конечно. Цель полета. Чужой мир. Господи, это же последнее дежурство. Еще один сон — и цель, работа. Непаханое поле. Рай для ученого. А я проснусь? Компьютер разбудит. Что он понимает в людях, железяка. Странно, радости нет никакой. Усталость. Да и никакого желания… Сейчас бы на речку… Но долг ученого… тьфу ты, какая чушь. А обратно как? Я выдержу? Еще пятьдесят лет? А сколько мне сейчас? Тридцать пять людских плюс сорок пять полета. Это будет… это будет… восемьдесят. Боже! Да я совсем старик. Не телесно, а душевно… духовно…
Торнадо — штука страшная, но для Штатов привычная.
Сила смерча неодолима, ему можно противопоставить только своевременное предупреждение и страховку имущества. Пожарные и спасатели оказались на высоте. Погиб всего один человек. Пятеро отделались легкими ранениями. На место прибыл репортер местной газеты, Джон Хелси.
Шериф Джим Питмен что-то писал на листке бумаги, положив его на капот машины. Хелси подошел к нему.
— Привет, Джим. Как дела?
— Привет, привет, буркнул шериф. — Сам видишь.
— Поляк погиб?
— Не знаю, не знаю. Увезли вроде живого.
— Я похожу тут, может, что интересное найду.
— Походи, походи, не приставай только к спасателям.
Джон Хелси ходил между разрушенных домов, вырванных с корнями деревьев, осколков стекла. Он подошел к тому, что осталось от дома одинокого поляка. Смерч перемешал все, что было в доме, в гротескный винегрет. Под ногами хрустело. Джон поднял лежащую среди обломков дискету, сунул в карман. Он сел в машину, бросил шляпу на заднее сидение. И поехал в больницу.
— Он был нашим пациентом, — сказала сестра.
— Он умер? — спросил Джон.
— Не приходя в сознание. Сильный удар по голове. Скорее всего, обширный инсульт. После вскрытия скажем точно.
— Разрешите взглянуть, — Джон взял историю болезни и прочитал: Станислав Яжембский. И дата рождения. Ему было тридцать шесть лет.
Написав материал по смерчу, Джон отнес его редактору. Тот поморщился, но подписал к печати.
Дома, надев тапочки и жуя бутерброд, Хелси смог наконец рассмотреть свою добычу. Она содержала текст. Джон читал: