Голая экономика. Разоблачение унылой науки

В теории эта программа должна была сама себя финансировать. Администраторы определяют среднюю зарплату, которую студенты с правом на участие в ней будут получать после окончания высших учебных заведений, и подсчитывают долю дохода, которую им нужно будет выплачивать, чтобы покрыть расходы по программе, – скажем, 1,5 процента годового дохода на протяжении пятнадцати лет. Студенты, ставшие нейрохирургами, платят больше среднего показателя; те, кто поехал бороться с тропическими болезнями в Того, меньше. В итоге выплаты молодых специалистов с высоким и низким доходами должны были компенсировать друг друга, и программа была бы безубыточной.

Существовала только одна проблема: у «стипендии надежды» не было ни малейшей надежды на существование, по крайней мере ее не удалось бы внедрить без серьезных трудностей и постоянных государственных дотаций. Причина этой проблемы крылась в критической асимметричности информации: студенты знают о своих карьерных планах намного больше, чем администраторы, распределяющие кредиты. Конечно, молодые люди не могут со стопроцентной уверенностью знать свои планы на будущее, но большинство имеет довольно четкое представление о том, будет ли их доход после окончания вуза больше или меньше среднего, а этого вполне достаточно, чтобы подсчитать, выгодно ли брать «стипендию надежды» или лучше взять обычный студенческий кредит. Будущие (по их собственным планам) воротилы Уолл-стрит вряд ли захотят принимать участие в этой программе, потому что им она представляется неудачной сделкой. И верно, кому улыбается мысль каждый год в течение пятнадцати лет выплачивать 1,5 процента от пяти миллионов долларов, если платежи по обычному кредиту гораздо меньше? А вот будущие воспитатели детских садов и волонтеры Корпуса мира претендовали на «стипендию надежды» с большим удовольствием.

В результате мы получили то, что называется неблагоприятным отбором: будущие выпускники сами рассортировывали себя на участников программы и тех, кто не будет в ней участвовать, основываясь на частной информации о своих карьерных планах. В итоге получилось, что программа привлекает преимущественно тех, кто изначально не рассчитывает на большие доходы в будущем. Расчеты по погашению кредитов, основанные на средней зарплате выпускников, оказались нереалистичными, и программа явно была не в состоянии компенсировать свои затраты. У нас есть основания предположить, что президент Клинтон проигнорировал то, что его советники почти наверняка рассказывали ему об эксперименте Йельского университета, на который он опирался, принимая решение о введении программы. Дело в том, что через пять лет в Йеле этот эксперимент без лишней шумихи прекратили, как из-за того, что суммы по выплатам не оправдали прогнозов, так и потому, что административные издержки оказались непомерно высокими.

То, чего мы не знаем, может причинить нам немалый вред. Экономисты изучают, как люди собирают информацию, что они с ней делают и как принимают решения, когда им видна только верхушка информационного айсберга. В 2001 году Шведская академия наук признала особую важность этой проблемы, присудив Нобелевскую премию по экономике Джорджу Акерлофу, Майклу Спенсу и Джозефу Стиглицу за их прорывной труд в области экономики информации. В нем исследуется, какие сложности возникают, когда рациональные люди вынуждены принимать решения, основываясь на неполной информации, или когда одна из сторон сделки знает больше другой. Стоит отметить, что идеи этих ученых напрямую касаются некоторых самых острых социальных проблем современности, от генетического скрининга до дискриминации на рабочем месте.

Возьмем, например, небольшую юридическую фирму, интервьюирующую двух кандидатов на вакантную должность: мужчину и женщину. Оба недавно окончили Гарвардскую школу права, и оба отлично подходят для этой работы. Если наилучшим кандидатом считается тот, кто заработает для компании больше денег, что кажется вполне разумным предположением, то я бы сказал, что рационально будет нанять мужчину. Понятно, что сотруднику, проводящему собеседование, неизвестно о семейных планах кандидатов (а спрашивать об этом запрещено законом), но он вполне может сделать логичный вывод, основываясь на общеизвестном факте: в США начала XXI века женщины по-прежнему несут основную часть обязанностей по воспитанию детей. Имеющиеся в распоряжении интервьюера демографические данные позволяют предположить, что оба кандидата, скорее всего, в ближайшем будущем создадут семью, но кандидат-женщина с неизмеримо большей степенью вероятности может уйти в оплачиваемый отпуск по беременности и родам. И самое важное, после рождения ребенка она может не вернуться на работу, и компании придется нести новые расходы, связанные с поиском, наймом и обучением нового сотрудника.