Голая королева. Белая гвардия — 3

Мазур, насколько мог спокойнее, спросил:

— Интересно, а если я вам все навру, и вы провалите дело?

Это не могло служить никакой подсказкой противнику: все же сволочь Флорисьен — хороший профессионал, должен был предусмотреть и такой вариант развития событий…

— Все предусмотрено, — словно прочитавшего мысли, сказал Флорисьен. — Группа отправится в Лунный дворец, едва я получу от вас все сведения. Если вы что наврете, и они провалятся, для вас наступят самые скверные времена жизни. Времени достаточно. Ну, вы будете говорить или гордо молчать?

— Я, пожалуй, выберу второе, — сказал Мазур.

Флорисьен пожал плечами:

— Ну, в таком случае…

Он достал из кармана белого пиджака большой недозрелый банан, хирургические ножницы из матовой стали, ловко срезал верхушку кожуры, обнажив кончик мякоти. Показал фрукт Мазуру:

— С чем это у вас ассоциируется? — и бросил взгляд туда, где рубашка Мазура ничего не прикрывала. — Вижу, поняли. С мужской гордостью. Теперь следите внимательно…

Сделав горизонтальный разрез, он снял колечко зеленой кожуры шириной не более чем в палец. И еще одно. И еще. Произнес словно бы с некоторой скукой:

— Именно этим я для начала и займусь уже не на банане… Кляп, конечно, воткнем. Кровь по мере необходимости будем останавливать — там, в другой комнате, у меня сидит настоящий, дипломированный врач. А потом будет еще хуже… Что скажете?

Мазур молчал. Странно, но он не чувствовал ни страха, ни смертной тоски, хотя в жизни, в весьма нелегких ситуациях, что греха таить, приходилось испытать и то, и другое. Одна безграничная досада на то, что попался так глупо и легко, что именно таким оказался его последний рейс. В голове навязчиво крутилось:

Ни боли, ни досады,

Прощаться мне не надо,

Я - вот он весь.

Да дело и не в этом,

Идём, по всем приметам,

В последний рейс.

Да уж, безусловно последний. Обидно-то как, Господи… Таня вдруг подняла ладонь:

— Нет, погодите, Флорисьен. Покиньте нас на некоторое время.

Красавчик — хотя и явно был удивлен — перечить не стал, видимо, не полагалось. Кивнул и вышел, старательно притворив за собой дверь. С улыбкой глядя на Мазура, Таня изрекла несколько длинных фраз по-французски и по-русски — самая грязная матерщина в адрес Совдепии вообще и Мазура персонально.

— Бог ты мой, Татьяна Илларионовна… — заставил он себя улыбнуться. — Услышать такое из уст княжеской дочери, лицеистки…

— Ну и что? — безмятежно улыбнулась Таня. — Аристократы — да и аристократки — при случае ругались не хуже своих кучеров. Хотя откуда это знать такому быдлу, как ты…

Потянуть время, что ли? В надежде на чудо? Чудеса все же случаются иногда…

— Что касаемо «быдла», я бы вас попросил быть сдержаннее, — сказал он серьезно. — Надобно вам знать, дражайшая Татьяна Илларионовна, что происхожу я из потомственных дворян — захудалых, что скрывать, служилых, но фамилия старая. Если мы начнем меряться гербами и генеалогией, еще неизвестно, чей род выйдет древнее. Вполне возможно, мой. И служить офицерами императорского флота мои предки, быть может, начали гораздо раньше ваших… Быть может, сверим часы, то бишь генеалогии?

— Ах, вот как… — кивнула она без всякого удивления. — Ну что ж, бывает… Если прикинуть во времени… К красным перебежал ваш дедушка?

— Угадали, — сказал Мазур. — Правда, я бы предпочел другое слово, «перешел». К красным, знаете ли, и Рюриковичи переходили, и Гедиминовичи…

— Я знаю, — преспокойно кивнула она. — Отец рассказывал, дедушке пару раз пришлось вешать таких вот изменников, перебежавших к красным…

— Так как насчет того, чтобы помериться генеалогиями?

— Обойдемся без этого, — сказала Таня. — Пустые забавы. Совершенно неважно сейчас, чей род древнее… Мне другое интереснее.

— Что?

Она прищурилась с улыбочкой:

— Как гласит пословица, зачем добру пропадать? Пока оно еще в целости и сохранности? Ты знаешь, быдло, в старые времена не только мужчины развлекались с крепостными девками. Иные женщины тоже баловались со смазливыми холопами, если подходили статью… — она преспокойно расстегнула блузку, под которой ничего не оказалось, сняла, повесила на спинку кресла и, как ни в чем не бывало, сидела в одних брючках, попыхивая сигаретой. Улыбнулась:

— Взять хотя бы мою прапрабабушку. Времена Екатерины Великой. Муж состарился, она была еще молода… И немало поразвлеклась со своими холопами. Она оставила подробные записки, я их читала. Лексикон тот еще, она многое называла своими именами…

— Должно быть, та еще была шлюха, — сказал Мазур.

— Вот уж нет, — кажется, ничуть не рассердившись, ответила Таня. — Шлюха — это та, что блудит с равными себе или нижестоящими, но свободными. А здесь хозяйка просто-напросто распоряжалась своим имуществом, как хотела, на что имела полное право. Вот и я тобой попользуюсь, быдло, как неодушевленным предметом. Тебе наверняка не понравится, но куда ж ты, скотина, денешься…

Она встала и неторопливо принялась снимать все остальное.