Голая правда

Она сулила взять его с собой в Канн, на кинофестиваль, где должна была пойти картина с ее участием. Хохоча, Шиловская обещала своему юному протеже, что сосватает его голливудскому продюсеру. Владик и верил, и не верил ее обещаниям, ведь рядом с Евгенией, рядом с ее всемогущей беззаботностью казалось возможным все. Именно это привлекало его к ней, как к ночному костру, — способность, кажущаяся или подлинная, одним махом решать все проблемы.

— Деньги? Фу, какая ерунда, о чем ты говоришь… Сколько тебе надо?

Владик стеснялся брать, говорил, что вернет. А как возвращать, когда зарплата мизерная?..

— Перестань, когда разбогатеешь, тогда и отдашь, — смеясь, говорила она, довольная, что ей все дается легко. — Погоди, вот получу по разводу деньги с Барыбина, куплю виллу в Испании, и будем с тобой на уик-энды в Севилью летать. Хочешь?

Конечно, он хотел. Сначала хотел, потому что был в нее влюблен. Дух захватывало от перспектив, которые она разворачивала перед ним, рисуя будущее крупными сочными мазками розовых и голубых тонов. Но позже, на излете их отношений, в минуты, когда плохое настроение овладевало им и хотелось поныть, выплеснуть накопившееся раздражение на мнимые или настоящие неудачи, на неприятности, сыплющиеся как из рога изобилия, он говорил ноющим тоном, страстно желая услышать опровержение своим словам.

— Да, тебе хорошо рассуждать, — с легким оттенком милой капризности канючил Владик. — Ты уже, конечно, на коне. Все у тебя есть, все у тебя схвачено, все тебя знают, а я… Кто я? Твой любовник? Третьеразрядный комедиант? Мне этого мало…

Стараясь не дрогнуть уголком рта в насмешливой улыбке, Евгения деланно удивлялась, внутренне довольная его неуверенностью в себе и внезапно вспыхнувшей страстью к самоунижению:

— Чего ты хочешь, дорогой? Раз-два — и вылезти в дамки? Не-ет, так не бывает… Надо потолкаться локтями, побороться за место под солнцем! А ты хочешь, ничего не делая, получить дивиденды с мертвого еврея. Ты считаешь, я за свои красивые глазки все это имею? — Она обвела рукой только что отремонтированные и заново обставленные покои. — Кем бы я была сейчас, если бы надеялась на то, что мне принесут все на блюдечке с голубой каемочкой? Вечно беременной мамашей, гоняющей с сумками в поисках дешевой рыбы и выклянчивающей милостей у худрука? Нет, милый, я сразу поняла, что не хочу для себя такой доли. И тебе советую не желать ее даже во имя мифического благородства.

— Что делать? — деланно стонал Владик, зарываясь лицом в душистые складки ее платья. — До чего же тошно жить!

— Каждый человек, а тем более в искусстве, нуждается в стартовом пинке. У меня такой пинок был, не скрою. Ты знаешь, кого я имею в виду, — намекнула она на известного актера Кабакова, чьей пассией ее долгое время считали. — Лишь немногие обходятся без поддержки и пробиваются сами, — продолжала философствовать Евгения, откинувшись на спинку дивана, устремив стального цвета с темным ободком глаза куда-то вдаль. Ее рука с голубоватыми прожилками меланхолически перебирала волосы Владика.

«Гладит, как своего кота. — Обидное сравнение внезапно пришло на ум, и он неожиданно разозлился. — Легко ей рассуждать, сытой и ухоженной, получала бы она мои двести тридцать тысяч, посмотрел бы я, как она запела…»

— Но ты можешь не волноваться, — со смешком, в котором проскальзывало едва уловимое ехидство, продолжала она. — Уж я-то позабочусь о том, чтобы обеспечить тебя хорошим стартовым пинком!

И она расхохоталась во все горло, а Владик не отважился ей возразить.

Примерно в то же время он понял, что перестал во всем и полностью доверять своей влиятельной подруге. Ссориться с ней было опасно, противоречить — себе дороже, и Владик, желая обеспечить себе «запасной аэродром», начал исподтишка действовать за ее спиной.

К тому же Евгения, по забывчивости или сознательно, не спешила выполнять обещания относительно карьеры своего друга. Скорее всего, ей было просто выгоднее и спокойнее держать при себе неуверенного, робкого юношу, которым можно вертеть, как ее душеньке угодно, — гораздо выгоднее, чем иметь дело с человеком, чья сила вышла бы из-под ее контроля. Владик ждал, ждал, перестал ждать; кроме немногих подачек и услуг, он не видел от нее ничего, что напоминало бы обещанную стартовую поддержку.

Тогда, трезво оценивая шансы на успех и размеры своего скромного таланта, он понял, что, пожалуй, кинозвездой ему не стать, очень уж многие рвутся на артистический Олимп, а будущее себе обеспечить не помешает. И, придя к такому, неутешительному выводу, он решил втихомолку обеспечить себе сносное будущее, материальная основа которого не зависела бы от прихоти капризной Фортуны и зижделась на вещах более основательных, чем эфемерные приманки славы и таланта. Он решил выгодно жениться. Естественно, не на Евгении Викторовне — на то, что она снизойдет до него, невозможно было надеяться, да и находиться под жестким прессингом ее властного характера всю оставшуюся жизнь ему не очень-то улыбалось.