Голая правда

— Она объяснялась как-то странно, больше намеками, что-то недоговаривала. Смеялась, уверяла, что завтра будет исторический день и у многих глаза на лоб полезут от того, что они узнают. Да, она как-то странно нервно хихикала, как будто ее разбирал смех. Я еще подумала, не истерика ли с ней, может, выпила лишку, но не решилась спросить прямо. Она сказала, что завтра будет и для меня радостный день. Что она преподнесет мне его в коробочке, перевязанной ленточкой. Она сказала, что завтра — или пан или пропал, но, конечно, будет пан, потому что пропасть она не может…

Величко устремила задумчивый взгляд в сторону.

— Она что-то еще болтала, ей явно хотелось меня заинтриговать. Но был поздний вечер, я устала, выпила снотворное, и мне было не до разговоров. Я слушала невнимательно, ведь то, чего мне хотелось больше всего на свете, она уже пообещала. А если уж Женька обещала, то можно было рассчитывать на ее слова… Я подумала, что у них с Кабаковым наконец что-то решилось и речь идет только об официальной помолвке. Неужели он в последний момент отказался?.. Вечером накануне Женька приглашала Анатолия Степановича к себе, как я думала, для решительного разговора, и, наверное, между ними что-то произошло. Она решила ему отомстить. Своей смертью.

— Шиловская приглашала Кабакова к себе? Вы не ошибаетесь?

— Естественно, я не ошибаюсь. Я слышала это собственными ушами. Перед вечерним спектаклем она сказала, что хотела бы почитать ему главы своей идиотской книжки, и они договорились, что утром он придет к ней.

— Вы сказали, что она отомстила ему своей смертью. Вам не кажется, что это более чем странная месть?

— Странная? — поджала губы Величко. — Понимаете, Анатолий Степанович из породы самоедов. Он — человек с гипертрофированным чувством вины. Ведь тогда бы он мучился всю оставшуюся жизнь от сознания, что является причиной ее гибели. Так больно ударить человека, ударить под дых — в Женькином стиле. Тогда бы он уж точно не забыл бы о ней ни на минуту — она хорошо его изучила. И все так бы и произошло, но… Я слышала, что говорят об убийстве. Если это так, то это очень странно. Очень странное убийство. Может быть, все же она сама, а?

— Нет, — категорически отрезала Лиля. — Она не сама. Ей помогли. А вы думаете, что Кабаков действительно переживал бы, если бы был убежден в том, что она погибла из-за него?

— Конечно, ведь они так долго были близки. Кто-кто, а уж я знаю это. Он любил ее. Но не до такой степени, чтобы жениться.

— Скажите, могло выяснение отношений с Кабаковым перейти в конфликт?

— Он осторожный человек. Он не трус, но осторожный, я знаю. Он не стал бы выплескивать свои эмоции, тем более перед ней. Если бы даже он и решился на такой шаг, то поступил бы более хитро. Например, отравил бы ее… Или толкнул с моста… Короче, предпринял что-нибудь такое, что было бы похоже на несчастный случай… Нет, я говорю глупости. — Величко резко тряхнула головой. — Это исключено.

— Хорошо, а Пансков? Они могли поссориться?

— Владик? — Лицо Маргариты расплылось в нежной улыбке. — Ну что вы! Он такой кутенок… Да он ее боялся больше всего на свете! Что вы, поднять руку на Евгению! Он бы умер от ужаса, только подумав об этом. Нет, он не такой, совсем не такой. Он нежный, робкий мальчик. Тихий, романтический. Он скорее умер бы сам, чем решился убить человека. Нет, Владик — это исключено. Можете вычеркнуть его.

— Откуда? — удивилась Лиля.

— Из вашего списка подозреваемых.

Лиля посмотрела на лицо собеседницы и неожиданно для себя решила, что Величко говорит правду. Уверенность, непрочно державшаяся на лице посетительницы в начале их разговора, как маска, сменилась твердой решимостью выдержать напор подозрений. Что вызвало такую отвагу у нее? Действительно ли сознание невиновности? Уверенность в том, что у них нет доказательств? Может быть, знание истинного преступника? Или желание выгородить возлюбленного? Пока Лиля не знала, на какой версии следует остановиться.

— Спасибо за помощь, — произнесла она, выходя из задумчивости.

Величко вышла из кабинета твердым шагом на негнущихся ногах. В коридоре еще долго не затихал, постепенно удаляясь, стук ее каблуков, и Лиля механически прислушивалась, как прислушивалась бы к тиканью часов.

Листая тетради Шиловской, Лиля присела на край стола и стала осмысливать то, что она узнала. Итак, у Кабакова была назначена встреча с убитой именно в то утро. Интересно, почему он так тщательно скрывает свое рандеву? Скрывает, потому что был там, вне всякого сомнения. Не стоит пока пугать его, сообщая, что милиции этот факт известен. Кабаков может загодя продумать оборонительную тактику. Лучше собрать компрометирующие факты и разом выложить их перед ним, чтобы он не смог отпереться.