Голая суть

— Это нетрудно было сделать. Она царственная женщина. Красивая женщина. Душа традиции племени Осаге, пусть даже она и женщина девяностых годов.

Он склонил голову набок и хитро подмигнул.

— Даже несмотря на то, что она до сих пор носит с собой трубку и табак?

— Т-с-сс! Этот секрет надо любой ценой уберечь от детей. — Она нервно откашлялась. Теперь самое время сказать то, что она собиралась сказать. Извиниться. Она обязана это сделать. — Я, правда, намеревалась посвятить тебя в свой замысел о материале для журнала.

— Неужели? — Он взял следующий снимок, на котором был изображен он, окруженный смеющимися детьми из племени Осаге. — Точно?

— Да.

Он сложил снимки в конверт и закрыл его. Сердце у нее ушло в пятки. На него это не произвело никакого впечатления. Более того, он ничем не дал понять, что разрешает публиковать фотографии, не говоря уже о сопроводительном материале.

— А когда ты намеревалась рассказать мне об этом, Скай?

— Я пыталась сделать это на кухне в Огасте, как только мы вернулись, помнишь? Я думала…

— Да, ты пыталась и, в конце концов, рассказала. Все верно. Но ты планировала все это с самого начала, Скай.

— Я вынуждена была молчать. Ведь если бы я тебе сказала сразу, что одной из причин поездки на пау-вау является подготовка материала для «Голой сути», ты бы трясся со мной на мотоцикле?

Крупные его пальцы перебирали край конверта.

— Вероятно, нет.

— Вероятно? — Она придвинулась поближе, наклонив к нему лицо.

— Хорошо. Если бы ты рассказала мне о своем замысле написать статью, как только мы приехали в Огасту, я бы оставил тебя там и поехал бы на пау-вай один.

Неужели злость его проходит? Он уже не так свирепо вцепился в конверт.

— Но когда мы приехали в лагерь, — потряс он перед нею конвертом, — у тебя была масса возможностей мне рассказать.

Она опустила голову на грудь, с облегчением выслушав его признание. Теперь настало время признаваться ей.

— Получилось так, что когда мы были вместе, я теряла счет времени. А когда я делала записи, тебя рядом не было.

— Очень удобно.

Она вскинула голову.

— Это правда.

Глаза ее остановились на зеркале во всю стену против постели. Сколько раз они сидели на постели, разговаривая, смеясь… занимаясь любовью? Его глаза гипнотически глядели ей прямо в глаза. Она внимательнее стала вглядываться в эти серые глаза. Чудесные, добрые глаза. Она знала, что ничего от них не утаит. С этого момента между ними больше не будет неправды.

— Волк, когда мы вместе были на пау-вау, нас окружали родственники.

У него дернулась бровь.

— Какое-то время мы бывали наедине.

Она пристально и вызывающе поглядела на него, молясь про себя, чтобы он увидел правду в ее взгляде. И еще невысказанную любовь.

— Когда мы бывали наедине…

Бровь задергалась сильнее.

— Да?

— Ты, похоже, ни разу не был склонен к разговорам.

Он рассмеялся.

— Ситуация обрисована верно.

— Значит, ты прочтешь мою статью?

— Я прочту твою статью.

Она встала и направилась к двери, но он вцепился ей в руку и силой задержал ее.

— Ты не собираешься подождать моей реакции? — спросил он.

— Мне нужно сделать одно дело. Ты читай. А я не задержусь больше минуты.

Он вцепился в нее еще крепче.

— Разреши мне сходить в детскую вместе с тобой.

— Нет. Это я обязана сделать сама. — В глубине души она отдавала себе отчет в том, что это будет самым долгим путешествием за всю ее жизнь. Она расправила плечи и сделала первый шаг.

«Иди и не останавливайся», — говорила она себе, пытаясь сосредоточиться на цветах коридорной дорожки: разных оттенках розового, приглушенно-синего с легким оттенком сиреневого. Но ковер сразу же вылетел из головы, как только она подошла к дверям детской. Рука ее дрожала, когда она бралась за медную ручку и отворяла дверь.

Огромный бостонский папоротник все еще стоял в углу комнаты. Заходящее солнце пробивалось через строй берез под окном и пятнами ложилось на беленькую качалку. Даже стоя на другом конце комнаты, она в состоянии была прочесть надпись, вышитую желтыми и синими нитками на подушечке в углу качалки: «Добро пожаловать, маленький!»

Сердце готово было выскочить из груди, когда она увидела стоящих в ряд плюшевых клайдсдэйлов, обступивших скамеечку возле качалки. Волк принес домой первого из них, когда врач позвонил и подтвердил беременность.

Носком она задела край овального коврика и запнулась. Выпрямившись, Скай представила себе улыбающиеся лица детей из рода Волка. Ее детей. Его детей. А теперь их общих детей.

Она храбро улыбнулась и заставила себя поглядеть на белый комод и детскую лампу. У основания лампы все еще стояла карусель из пони. Все было так же, как в тот день, когда она упала на пол, пытаясь повесить кружевные занавески. «Все на месте. Все, за исключением колыбели». Она поглядела на полуоткрытый гардероб и заметила металлический край радиофицированной колыбели.