Голд, или Не хуже золота

— Твой инстинкт безошибочен, твои слова поэтичны, твоя скромность очаровательна. Брюс, у меня от тебя чердак дымится. Теперь ты должен сломя голову нестись на наш следующий брифинг для прессы. Поступила директива, согласно которой ты сможешь туда просочиться.

— Вы были замечательны, — воскликнула мисс Плам, придвигаясь к нему поближе, но Голд больше не любил ее и знал, что уже никогда не захочет прижать ее к своему члену.

ОН ПРИБЫЛ на организованный Белым Домом брифинг для прессы, не опоздав ни на секунду, и нашел себе место у стены, откуда без всяких помех мог видеть трибуну, и в этот же момент пресс-секретарь сказал:

— У меня есть заявление. Как вам известно, этот президент привержен открытости и абсолютной откровенности. В соответствии с этой политикой я должен заявить, что у меня нет никаких заявлений. Со вчерашнего дня ничего не произошло.

Последовала ошеломленная пауза, и наконец один из ветеранов прессы спросил:

— Ничего?

— Совершенно. Сегодня нет никаких новостей.

— Никаких новостей?

— Никаких.

— Абсолютно?

— Абсолютно ничего такого, о чем стоит говорить.

— Это касается только Вашингтона, Рон? — спросил голос сбоку. — Или и всей остальной страны тоже?

— Только Вашингтона. Остальная страна нас не интересует.

— Вас не интересует остальная страна?

— Совершенно верно.

— Это означает, что в газетах ничего не будет о президенте?

— Точно. Если только вы не захотите раздуть из этого историю. Мы можем продолжать?

— Ваше заявление, Рон, приводит меня в некоторое замешательство, а потому позвольте мне вернуться на пару лет в прошлое. Некоторое время назад бывший шеф ЦРУ Ричард Хелмс[83] был уличен в том, что солгал под присягой по крайней мере одной комиссии Конгресса. Тем не менее, ему позволили остаться на службе и отправили послом в Иран вместо того, чтобы предать суду за это преступление. Вы можете прокомментировать это?

— Нет. Эта администрация считает неуместным комментировать дела, находящиеся на расследовании.

— Вы хотите сказать, — быстро спросила какая-то женщина, — что это дело находится на расследовании?

— Я этого не говорил.

— Но разве это не вытекает из того, что вы сказали?

— Не знаю.

При этом ответе по залу пронесся всеобщий вздох изумления, а за ним последовал оживленный ропот, в котором, наконец, один голос зазвучал громче других.

— Что вы сказали?

— Не знаю.

— Вы не могли бы повторить?

— Не знаю.

— Вы не знаете?

— Я правда не знаю.

— Вот блин! Рон, Рон, будьте добры, повторите еще раз в микрофон. Я хочу быть абсолютно уверен, что это записалось.

— Пожалуйста. Не знаю.

— Спасибо, Рон. Это было здорово.

— Этот ответ можно давать со ссылкой на источник? Вы готовы к тому, что вас будут цитировать?

— Не знаю.

— Вы хотите сказать, что не знаете, готовы ли вы позволить цитировать ваше заявление о том, что вы не знаете?

— Верно.

— А это мы можем процитировать?

— Не знаю.

— Рон, есть ли кто-нибудь еще, занимающий ответственный пост в правительстве или где-нибудь в другом месте, кто когда-либо говорил «Не знаю»?

— Не знаю. Эти слова принадлежат доктору Брюсу Голду, который преподает в колледже в Бруклине, штат Нью-Йорк, и который, возможно, скоро будет работать в администрации.

— Рон, в каком качестве доктор Голд будет работать в администрации?

— Не знаю. Пойдем дальше?

— Вы ведь помните Генри Киссинджера? Что вы о нем думаете?

— Второй сорт.

— Таким было его мнение о Ричарде Никсоне, верно?

— Тогда третий.

— Меня это всегда приводило в недоумение, Рон. Если Ричард Никсон был второй сорт, то кем же тогда нужно быть, чтобы это был третий?

— Генри Киссинджером.

— Вы ставите Генри Киссинджера ниже Ричарда Никсона?

— Только по интеллекту и сообразительности. По характеру и искренности они приблизительно равны.

— Что касается искренности, Рон. Вы помните, как Ричарда Клайндьенста уличили в том, что он лгал под присягой при его назначении генеральным прокурором? Значит, это было клятвопреступление. Тем не менее ему позволили признать себя виновным всего лишь в мелком правонарушении и продолжать работать юристом. Вы не можете нам сказать, почему с Ричардом Клайндьенстом, как и с Ричардом Хелмсом, обошлись столь мягко, тогда как к другим преступникам обычно не проявляют подобной снисходительности?

— Не знаю.

— Это немного подозрительно, правда?

— Чертовски подозрительно.

— Это можно дать со ссылкой на источник?

— Конечно нет. Кто следующий?

— Теперь, по прошествии значительного времени, не могли бы вы нам сказать, каковы были истинные причины — я понимаю, тут у нас затесалось слишком много Ричардов с уголовным оттенком, но я надеюсь, вы извините меня, Рон, — вынудившие Джеральда Форда[84] простить Ричарду Никсону все сексуальные преступления, совершенные им во время президентства?

— Разве Никсон совершал сексуальные преступления?

— Не знаю. Но разве такой вывод не напрашивается из того, что Никсон был прощен за все преступления, совершенные им во время своего президентства?

— Не знаю.