Голем в Голливуде

Эдди задумчиво покивал. Потом вспомнил, что он голый, и обмотался полотенцем:

– Я же сказал, не подглядывать. Подождите в холле.

Через пару минут он появился в ладных клетчатых слаксах, ярко-синей рубашке поло и кремовых мокасинах из телячьей кожи. Седые волосы в геле, зачесаны назад.

– Поправьте, если я ошибаюсь. – Стайн вызвал лифт. – Вы нашли сукина сына без башки и решили, что это дело рук Дениз.

– Я просто хотел с ней поговорить, – промямлил Джейкоб.

– Ну, тогда я Альфред, лорд Теннисон. – Стайн покачал головой. – Мой обширный опыт общения с лос-анджелесской полицией подсказывает, что вы типичный коп. Коп-недоумок.

Лифт звякнул, дверь отъехала, явив метрдотеля с двумя охранниками.

– Пожалуйста, следуйте за нами, сэр.

– Пшли вон. – Эдди раздвинул их, как наборную занавеску. – Он мой гость.

Роду они отыскали в баре второго этажа, перед ней стоял бокал. Почти пустой.

– Или я не знаю свою жену? – сказал Эдди.

Заметив их, Рода помахала бармену:

– Сделайте еще один. Погуще.

– Погоди, Артуро. – Эдди подтолкнул Джейкоба: – Скажите ей.

Джейкоб сказал.

Рода не заплакала. Вообще никак не отозвалась. Окликнула бармена:

– Артуро, меня мучит жажда.

– Слушаюсь, мадам.

– Я приношу извинения, – сказал Джейкоб. – Самые искренние.

Рода слегка кивнула.

– Кто вам сказал, что Дениз жива? – спросил Эдди.

– Какая-то женщина возле вашего дома.

– Как выглядит?

– Толстые губы. Спортивный костюм. Собака на розовом поводке.

– Нэнси, – сказала Рода.

– Я решил, она ваша соседка.

– Соседка, – кивнул Эдди. – По совместительству сука.

Рода прищелкнула языком:

– Говорит, наш надстроенный этаж перекрыл ей обзор.

– Обзор чего?

– Вот именно.

Помолчали. Эдди нарушил тишину:

– Не знаю, что еще вам сказать, детектив. Потом дайте знать, кто это сделал. Я пошлю ему открытку к Рош а-Шана[28].

На лестничной площадке Джейкоб оглянулся. Два пожилых человека обнялись, приникли друг к другу, спины их тихо подрагивали. Не поймешь, от смеха или от слез.

Глава двадцать вторая

На парковке он отправил эсэмэску Дивии:

есть что-нибудь

Тотчас пришел ответ:

никаких отпечатков черт, написал он, 2-й убийца?

потерпите не моя сильная сторона

Дивия ответила смайликом.

Помешкав, Джейкоб набрал:

поужинаем?

Прошла минута, другая.

дела

Джейкоб потер лицо, завел мотор и стал задом выезжать. В подстаканнике зажужжал телефон.

извините, написала она, может, как-нибудь в другой раз

Уже что-то. Джейкоб набрал надежда умирает последней, но потом приказал себе не быть идиотом. Удалил текст, отправил просьбу оставаться на связи.

Диспетчерская 911 так и не откликнулась на два обращения – даже не показала, что они получены. В письме Майку Маллику Джейкоб подробно изложил ход расследования и попросил подстегнуть службу спасения. Пускай Особый отдел поднатужится.

Поужинав хот-догами с бурбоном, он уселся на полу и открыл очередную папку.

К половине двенадцатого голова раскалывалась, глаза разъезжались. Добравшись до спальни, Джейкоб рухнул в постель, не почистив зубы. Полное изнеможение ощутимо успокоило. Значит, еще не съехал с катушек.

Нестерпимый зуд.

В руках, спине, шее, промежности.

Он скребся как бешеный, но с удвоенной силой зуд перегруппировывался в других частях тела.

Он оглядел себя.

Они.

Повсюду.

Жуки.

Черным шевелящимся панцирем они укрывали все тело, их лапки легонько корябали в пупке и между пальцами ног. Он заколотил себя по груди, и жуки бросились врассыпную, прячась в лобковой поросли, под мышками и между ягодиц, забивались в уши, тоннелями ноздрей протискивались в гортань. Он отбивался, но выходило только хуже. Пронырливые и несметные, невесть откуда бравшиеся, они зарывались в тело и, схоронившись в незримых полостях между кожей и плотью, дыбились живыми бугорками.

Раздирая ногтями кожу, он выскребал их из схронов и вопил, вопил, вопил.

Потом в руке его оказался острый камень, и он стал себя кромсать, целыми лоскутами срезая кожу с голеней, ступней, рук и живота, но зуд не унимался; что угодно, лишь бы от него избавиться; он нацелил острие на себя; через секунду он рыдал сотней искривленных ртов, а жуки проникали в его мозг. Он бился головой о каменную стену, чтобы раскроить череп.

А потом перерезал себе глотку.

Просунув руку в липкое месиво рассеченных жил и сосудов, он сжал в кулаке жучиное полчище, прекрасно сознавая, что убивает себя.

В половине пятого утра Джейкоб, весь в красных следах расчесов, вырвался из хватки сна. Бегом кинулся в ванную и ледяным душем выжег остатки кошмара. Потом, тяжело дыша, по-турецки сидел, мокрый, на коврике. От жуткого озарения потряхивало.

Он что-то пропустил.

Эпоха цифровой фотографии не лимитировала криминалистов в количестве снимков, но в 1988 году их коллегам приходилось учитывать стоимость пленки и ее обработки. Не было стандартных ракурсов, и потому в деле Упыря снимки разнились.

Джейкоб стащил с кровати пропотелые простыни и на матрасе рядами разложил фотографии 8x10. Сравнил. В висках стучало.