Голев и Кастро. Приключения гастарбайтера

— Мне работать надо. Место здесь дорогое, тутошние нищие только и ждут, что мы с Синим куда-нибудь сдвинемся. Синего-то они боятся, брезговают им. Заразиться боятся. А я не боюсь. Это у него незаразное, он мне рассказывал и даже справку показал. Да и на кой… сдалась мне эта сраная экскурсия? Я пионер, что ли, на экскурсии ездить?

— А я пионер? — зачем-то спросил Голев.

— А ты съезди, развейся, — серьезно сказал Вовчик и шлепнул по ладони Голева сложенной вчетверо розовой бумажкой. — Все уплочено, сбор завтра в два часа, у Помбаля. Или, знаешь, — у Вовчика вдруг загорелись глаза, — ты ее толкни там, у Помбаля, а бабки пополам. Идет?

— Ну давай, — неуверенно сказал Голев, а Вовчик прочистил горло и заорал:

— Живет моя отрада в высоком терему-у! — Потом серьезно сказал: — Почитать бы чего на родном… У тебя нету? Я, знаешь, как много раньше читал…

Голев открыл рюкзак и достал сиреневую книжку Цвейга.

— Детектив? — осведомился Вовчик, хватая Цвейга грязными пальцами.

— Не совсем, — честно сказал Голев, — но тоже неплохо. Может, понравится…

Маркиз Помбаль, как прежде, грозно стоял на постаменте рядышком с причесанным львом. Вокруг памятника кружили машины и автобусы, водители и пассажиры мчались по неведомым Голеву делам. Как он завидовал им, рабочим и праздным, добрым и скверным, богатым и бедным, — ведь каждого из тех, кто сидел в этих машинах и автобусах, ждали дом, семья, спокойный сон и приятное чувство защищенности. Голев чувствовал себя смятой бумажкой на ветру, случайно залетевшей в капкан птицей, голодным усталым зверем — кем угодно, только не человеком. Сейчас он будто прозрел, смог переключить канал и увидеть себя на экране: глупого неудачника, бросившего семью и кинувшегося в погоню за счастьем, которое с самого начало было химерой. Как все это получилось? Почему?

Постаревший за одну ночь, хмурый и небритый, Голев меньше всего похож был на пресыщенного туриста, поэтому гиды, курившие возле пыльных автобусов, посмотрели сквозь него и очень удивились, когда он протянул им оплаченный билет.

— У вас экскурсия на двоих, — подозрительно сказала гидша с неолитической фигурой и собачьим наклоном головы.

Голев хотел сказать, что он отказывается от поездки и хочет вернуть деньги, как вдруг случайно, боковым зрением увидел плакат, приклеенный на борту автобуса. Слова застряли у него в глотке — на плакате была Танька! То есть понятно, что это была не Танька, а какая-то другая блондинка, к тому же давно умершая — судя по старомодной пышной прическе, медальону с тамплиерским крестом на груди и древним кружевам, облегающим худенькие плечи. Но лицо, взгляд, полуулыбка — все это было несомненно Танькиным, будто кто-то пытался пошутить над Голевым.

— Кто это? — проклекотал наконец Голев, указывая пальцем на незнакомку, застывшую на плакате. Снизу, кстати, было написано слово Аlcobaca.

Гидша расплылась в улыбке, как будто Голев сказал ей что-то приятное.

— Инеш де Кастро.

— Она жива?

— Ну что вы, нет, конечно! Усаживайтесь в автобус, мы посетим Алкобасу и услышим ее удивительную историю. Многие люди выбирают наш тур только для того, чтобы повидать гробницу Инеш.

На этих словах гидша игриво приложила толстый палец к губам и прыгнула в автобус. Голев, как под гипнозом, двинулся за ней, прошел мимо рассевшихся на лучших местах туристов (впрочем, их было немного: что делать, не сезон, как любил повторять Нуньес) и занял одно из последних кресел.

Прости, дружище Вовчик! Не дождаться тебе денег за экскурсию…

Автобус пшикнул и медленно выехал со стоянки, закружил мимо Помбаля, потом свернул, набирая скорость. Гидша откашлялась, начала громко рассказывать в микрофон о красотах Лиссабона и Португалии. Неприятный шипящий звук в динамике мешал Голеву разбирать ее речь, но он понял, что экскурсия рассчитана на шесть часов. Сначала они поедут в древний город Обидос, а потом, гидша сделала паузу, посетят волшебный город Алкобаса с его загадочным монастырем Святой Марии.

Голев все никак не мог успокоиться. Будто знак был ему подан — непонятно кем и для чего.