От Ставрополя начиналась зона непредвиденных опасностей, преддверие Чечни. Наутро предстояло каждые сто пятьдесят или двести километров менять то ли машины, то ли номера на них, а уж водителей на каждом перегоне непременно. Контактами заведовала Заира. Мы тащили не только груду моего оружия. Она везла в Грозный килограммовый слиток золота. Считалось, что я его и охраняю.
На рассвете я помог Заире натянуть кольчужку «Второй шанс». Она продела руки, а густые распущенные волосы мне пришлось с немалой возней вытаскивать поверх прорези у горла. Когда я справлялся с этим, руки Заиры легли мне на плечи, и я увидел близко к своим её глаза: огромные, как на византийских музейных иконах, миндалины с малахитовыми радужками глаз, в которых всплывали и исчезали золотистые искорки. Я обнял холодную кольчужку и сказал:
— Вечно со мной нелепости… Вот бы так до её примерки…
— Ну, не снимать же теперь, — сказала Заира.
От Ставрополя, из которого выехали с задержкой, до Баксана в Кабарде мы добрались только к вечеру. Ехали в «Москвиче», который подал к гостинице некий кавказец, всю дорогу он молчал. Трасса обледенела за ночь, и в кюветах каждые два или три километра торчали машины, вынесенные с шоссе скольжением. Водитель, то ли от скупости, то ли по бедности, дважды заправлялся на грязных бензоколонках по двадцать пять литров. Я не вмешивался, потому что не получал на это сигнала от Заиры.
За день, проведенный в машине, она не сказала и слова. Возможно, сожалела об опрометчивом поступке. Себе я запретил думать об этом. Ничего не случилось… Обедали в придорожном ресторане около четырех пополудни, и Заира попросила, чтобы я заказал для неё сто граммов водки. Она улыбнулась, когда я процитировал «кригскамарада» по Легиону, итальянца, который, получив порцию красного, изрекал: «Жаль, что капеллан не объявил питье воды грехом, какая бы она вкусная была тогда, лучше вина!»
— Скоро увидишь водочный дворец, — сказала Заира.
По карте получалось, что из Кабарды, проехав через Моздок в Северной Осетии, мы вернемся в Ставропольский край у станицы Галюгаевской, видимо, завтра утром и там же переправимся через Терек в Чечню.
В темноте я не разглядел толком, где нам предоставили приют на ночь. Пять или шесть дорогих «мерсов» и «бээмвэшек» с адыгейскими, дагестанскими и ростовскими номерами стояли у подъезда на разлинованном асфальте, словно на правительственной стоянке. В огромном бесформенном строении Заиру ждали. Молчаливый кавказец в двубортном костюме и с манерами портье пятизвездного отеля перенес наши вещи в квартиру-люкс с двумя спальнями. Пока русского обличья официантка накрывала на стол в холле, кавказец сноровисто приготовил постели. Подумать только, в ванной имелась джакузи! Заира отмокала в ней не меньше часа, потом пришла в мою спальню, где я вспоминал гостиницу «Гасдрубал-Таласса» с кошкой под дверью зала с бассейном, и мы, как она сказала, надругавшись над здравым смыслом, разговаривали, подумать только, о любви… Вообще, не о нас.
— Пророк Мухаммед, да благославит его Аллах и приветствует, сказал, что если замужняя рабыня совершает супружескую измену, её наказание вдвое меньше, чем наказание свободной женщины за то же преступление…
Так считала Заира. Я не знал, замужем ли она, а спросить постеснялся.
Вероятно, впервые в жизни я безо всякой радости посчитал дни и ночи, остававшиеся до конца работы, за которую взялся… Получалось два и одна. Два дня и одна ночь. Не очень-то я оказался хорош на крутом вираже…
За десять лет жизни в Москве я не исхитрился повидать Кремль вблизи. Во-первых, хотелось пойти к нему в первый раз со своими, с Колюней и Наташей, а общий сбор все откладывался. Во-вторых, мне казалось неудобным слоняться из пустого любопытства по кладбищу на Красной площади, от пирамиды и вдоль могил по убывающему рангу в соответствии с калибром мощей. Наверное, это было бы бессовестно по отношению к покойникам и их родственникам. Не думаю, что и работать за стеной кладбища, то есть внутри Кремля, было достаточно комфортно… Теперь же за окном я увидел точные копии кремлевских башен, один к одному. Между башнями автопогрузчики вывозили из царских палат и поднимали в длинные фуры с добротными тягачами «Вольво», «Рено» и «Мерседес» пестрые упаковки с водкой.
Заира подошла сзади, повесила на меня руки, я увидел смуглые длинные запястья и прислонился к одному щекой. Она спросила:
— Нравится? Владельцы начудили. Говорят, на уровне местной президентской семьи. Считают, что это шик. Собственный Кремль, точная копия, и они внутри — важные и значительные, с отлаженным и прибыльным производством.
— Не знаю… Куда поедет продукт, известно?
Над копией Спасской башни порывистый ветер полоскал три пестрых флага.
— В Россию, на север, на Украину тоже. Много мест… Я не про то. Тебе Кремль нравится?
— Не знаю, — опять сказал я. И подумал, что всякий раз, когда увижу настоящий в Москве, буду вспоминать теперь этот, водочный.
— Не знаю да не знаю… Кто ты по национальности, Бэзил?