Гольф с моджахедами

Нагоев наступал и отступал со славными молодцами полторы недели. Прибившись к батальону, он ни на что не претендовал, кроме личных документов, попадавших к солдатам. За паспорт давал двести рублей. Деньги считались большими. Формально - премия, полагающаяся от грозненского управления внутренних дел. Командование в лице майора Лотина не видело причин для запрета таких сделок. Продажа боеприпасов и оружия противнику падала, если у личного состава заводились наличные. На фронте в 1996 году "Русская водка" с завода в Керамическом переулке города Владикавказа шла по десять рублей бутылка. Женщины на временной толкучке у серноводской конно-спортивной базы как раз столько и запрашивали...

Пайзулла Нагоев разок уже проморгал шанс формальной кончины - в Грозном, в здании министерства внутренних дел. Блокированная в нем агентами Департамента госбезопасности Ичкерии сотня офицеров сложила оружие под честное слово - за право выйти из осады к федералам. Нагоев придерживался собственного мнения относительно личностей, которые вызвались вести переговоры. Пока во внутреннем дворе расстреливали разоружившихся, он отлеживался под строительным мусором на чердаке, с которого спустился на второй день. Врать не пришлось: Нагоев предъявил припасенное заранее командировочное направление для участкового, приехавшего из Серноводска за инструкциями к новой власти. Вместо пули - талон на питание.

Расстрелянные в изобилии валялись на дворе... Если бы догадался подложить трупу свое удостоверение!

В столице независимой Ичкерии мужчины делились на две категории: с оружием, то есть имевшие власть, и без оружия, то есть имевшие доллары, рубли, марки и ещё что угодно для обмена на что и когда угодно. Капитану Нагоеву был угоден паспорт для женщины. Про себя он опять опрометчиво не подумал.

Через Моздок, Ставрополь и Краснодар Нагоев отправился в Новороссийск, где задолго до событий, предвидя катастрофу, купил квартиру у порта. Он снабдил жену привезенным паспортом с новым именем, в который вписали детей. Деньги имелись. Пачку долларов - настоящих, московских, не выменянных в Грозном - в фарфоровом кувшине с залитом воском горлышком жена укрыла в нише, которую выдолбил и затем заделал Пайзулла в стене детской. Семью он прикрыл надежно, на душе полегчало.

Деньги на квартиру собирались, конечно, не в Серноводске. Намного раньше.

В конце восьмидесятых Нагоев прикрывал перегон левых машин с московского Южнопортового автомобильного рынка в Грозный и Махачкалу. Дальше товар шел в Грузию или за Каспий, в Казахстан. В первопрестольной Нагоев селился в гостинице "Останкинская" среди своих. Именно там ему открылась простая, как помидор, истина: совершаемый в Москве тысячами собратьев подкоп под такой толщей, как Россия, однажды обрушится и похоронит не только их, но и всю Чечню.

Ахмат, бешир чеченской разведки в России, скупил четыреста с лишним квартир. Платил из общака, грел руки сильно. Считалось: для устройства почтовых ящиков и явок. Где бы на столько квартир набралось людей? Богатства, собираемые в России, уплывали к соотечественникам, к тем, кто расчетливее и образованнее, а через них и дальше - к людям, с кем они издавна были повязаны в Москве. Нагоев читал историю государства Московского - ясак, собиравшийся для орды, оседал у Ивана Калиты.

В ресторане "Каштан" в Тропарево на Юго-Западе Ахмат заплетал сложные узлы поборов: одни подразделения наезжали, другие предлагали защиту. Дважды Нагоев прикрывал привоз заложников - в их же собственных "мерсах" - к кухонному входу "Каштана". В второй раз заложника отконвоировали прямиком из Петербурга. Ахмат прорубал окно на Балтику.

Операция громко называлась "Петр Великий". Скапливавшиеся в Петербурге "черные группировки" и "славянские братки" подчинялись командирам-подельникам - Ахмату и Малышеву. Две крыши - две проплаты. Бандиты и патриоты. Операция "антитеррор" по согласованному на мини-уровне плану. С потерями обеих сторон, которые, конечно, обговаривались. Подогрев показушной войны приходилось оплачивать кровью мелких бойцов.

И Нагоев решил: чума на оба ваши дома! Купил однокомнатную квартиру в дачном поселке Репино на берегу Финского залива. Тыловой вариант для Новороссийска - города, квартиру в котором легко могли достать с Кавказа. И самые первые проведенные в этой квартире часы всерьез обдумывал текст анонимного донесения в ФСБ.

Работал телевизор, с экрана которого бойкий молодец объяснял, что не видит разницы между компьютером и человеком. Сознание, говорил грамотей, относится к головному мозгу так же, как программное обеспечение к электронной машине. Как "софт" к "железу". Нагоев знал, что такое "софт" и что такое "железо". Но по себе и другим, включая Ахмата и Малышева, знал также, что человек - не компьютер. Потому что люди - во всяком случае, многие, даже такие, как Ахмат и Малышев, - молятся. А молитва и есть "софт" Аллаха.

Нагоев верил Аллаху.

Аллах через передачу подсказывал: опомнись.