Голгофа

На столике у кровати стоял пузырек с сывороткой. Катя вспомнила чье–то предупреждение: сыворотка действует избирательно, она годится не для всех ядов.

Яд этой змеи был необычным. Недаром Сапфир посылал человека за тайпаном в какие–то бразильские болота.

Жизнь Грачевых, хотя и была нарушена вторжением москвичей, очень скоро вошла в свою колею. Нина Ивановна сняла однокомнатную квартиру на том же Литейном проспекте и немедленно туда переселилась, а Николай Васильевич хотел было переехать в гостиницу, но Грачев его отговорил:

— Вам что, места не хватает или хозяева не по душе? Если съедете, я на вас обижусь, — заявил он решительно. И Свирелин остался.

В отношениях с Грачевым у него сохранилась та почтительная служебная дистанция, которая ничем не омрачалась, но и не сокращалась до степени дружества. Грачев по–прежнему видел в Свирелине большого государственного человека, и как литератор жадно слушал его суждения и даже мимолетные замечания по поводу жизни новой, так круто переменившей все привычные представления.

Грачев писал роман о нынешнем времени и назвал его «Ледяная купель», ему, кроме всего прочего, был нужен умный собеседник, и он искренне хотел, чтобы Свирелин пожил у них подольше.

В группу по отрезвлению Свирелин не пошел — счел для себя унизительным, но усердно читал книги по этой проблеме.

Было у него много свободного времени, и он проводил его в парке, начинавшемся сразу же за домом Грачевых.

Много думал о прошлом, припоминал в подробностях историю с дипломами.

Заполучив от Грачева информацию об их подпольном изготовлении, стал советоваться с людьми, стоявшими рядом на служебной лестнице. И первый, кому все рассказал, был глава писательской организации Сергей Степин; «Дядя Степа» — так его звали за длинный рост, которым отличался главный герой его одноименного рассказа, известного в то время многим детям.

Дядя Степа за словом в карман не лез и никогда не затруднялся с подачей советов. Он заметно заикался, особенно в щекотливых ситуациях.

— А-а, а-а… — тут и д-думать нечего! П-попробуй ты сунься с таким ж-жареным делом — тебя сумасшедшим назовут. Пять тысяч дипломов. Стра–ашная сумма! По десять тысяч за штуку продадут их «р–р–робкие» грузины — вот тебе полсотня миллионов! И что же ты думаешь — туда, на с-самый верх ничего не побежало?.. Да стоит т-тебе тронуть эту кучу, как загудит вся кремлевская рать. З-зашипят, точно змеи, женушки и доченьки, задрожат на их пальчиках изумрудики, брильянтики.

— Ну, спасибо, друг. Мы будем думать.

— Д-думай, Коля, думай, да только меня не мешай в это дело. Я тебя не слышал, ты мне не говорил. А вообще–то, вот тебе мой са–са–вет: никого не путай в такие дела. Запихивай их подальше под сукно, а лучше всего — бросай в камин. Наша с тобой власть кончается там, где начинаются большие деньги. Так–то, друг. И — бывай, береги здоровье.

Дядя Степа беречь здоровье умел. Он в свое время, подобравшись близко к Союзу писателей, ловко сковырнул с должности тогдашнего председателя, честного, умного человека и прекрасного писателя, и неожиданно для всех «вспрыгнул» в его кресло. И сидит в нем без малого тридцать лет; зорко всматривается туда, «где начинаются большие деньги», вовремя закрывает глаза и так же вовремя открывает их там, где требуется его содействие или, наоборот, бездействие.