Голландия и голландцы. О чем молчат путеводители

И вот осенью 1593 года Клюзиус – по совместительству генеральный директор Королевского медицинского сада Вены – получил от посла австрийского императора при дворе султана Османской империи пакет. «Зная ваш пламенный интерес… ваш неоценимый вклад… – ну и так далее, что там еще пишут в таких случаях, – посылаю вам несколько луковиц цветов, кои цветы турки почитают как символ любви Аллаха к верующим». Карол Клюзиус, посомневавшись, все же решил высадить эти невзрачные и даже кривоватые луковицы в университетском ботаническом саду Hortus Botanicus в Лейдене.

Давайте попробуем представить себе этот исторический момент. Погожий осенний денек 1593 года. В прозрачном воздухе на фоне голубого неба кружатся оранжевые осенние листья. Вот наш герой разглядывает эти грязноватые луковицы, на всякий случай составляет, наверное, описание – размеры там, форма, цвет, запах… не знаю, что там еще описывают ботаники. Затем он идет в сад и кличет садовника по имени Дирк Клаут.

– Возьмите, – говорит он, – господин садовник, лопату и посадите эти ничем не примечательные луковицы на восьмом участке, грядка номер двадцать три.

А надо сказать, что весь ботанический сад был разбит на участки, и каждый участок, в свою очередь, – на двадцать четыре грядки. Бедные студенты-медики должны были на память знать, на каком участке и на какой грядке растет то или иное лекарственное, а может быть, вовсе и не лекарственное, а, наоборот, ядовитое растение. Потому что в то время о фармацевтической промышленности никто еще и не слышал. Это сейчас у многих загораются глаза – а, дескать, лекарства! – а тогда никакой фармацевтики не было. Доктора лечили больных тем, что у них выросло на грядке. Или, скажем, в близлежащей роще. И вот студенты зубрили эти растения наизусть. Скажет, к примеру, профессор Клюзиус: «Восемнадцать – двадцать два!» – а студент ему тут же: «Настурция обыкновенная!» – только по-латыни. Зимой было хуже, наглядные пособия увядали и покрывались снегом, поэтому садовник, который, как большинство голландцев, был по совместительству еще и художником, решил создать для студентов зимний учебник. Он нарисовал целый альбом акварелей, где тщательно изобразил все растения сада. При этом Дирк Клаут проявил незаурядную фантазию: так, например, куст смородины на одной из его акварелей одновременно и цветет, и плодоносит. А кое-какие листочки уже и засохли. Это ему, наверное, стало жалко студентов, и он решил изобразить весь жизненный цикл черной смородины на одном рисунке, чтобы не забивать им головы… Акварели неисповедимыми путями попали потом в Краков, где и хранятся поныне. Автор видел репродукции и может засвидетельствовать – рисунки отменные.

Но мы отвлеклись. Не думаю, чтобы Клюзиус или Клаут осознавали в тот момент, какие исторические последствия будут иметь их невинные занятия. Но мы-то, с ответом в руках, знаем, что они закопали на грядке бомбу с часовым механизмом, которой сорок лет спустя будет суждено взорвать их маленькую страну.

И вот наконец наступила весна. Однажды ясным апрельским утром Клюзиус вышел в сад и обомлел. На большинстве растений только еще завязывались почки, а на двадцать третьей грядке восьмого участка полыхали яркие огненно-алые цветы! Форма их была так совершенна, что впоследствии стеклодувы создали бесчисленное количество ваз и бокалов в форме тюльпана.

Два столетия спустя несчастная Мария-Антуанетта собиралась даже заказать целый чайный сервиз в форме тюльпанов, но льстивые придворные начали ее уговаривать – дескать, что вы, ваше величество, какие там тюльпаны! У вас такая прекрасная грудь, получше всяких тюльпанов! Почему бы ее не увековечить в виде даже пускай и чайного сервиза! И простоватая Мария-Антуанетта поддалась на эти уговоры, что, говорят, и стоило ей жизни – невинная эротическая прихоть королевы переполнила чашу терпения многострадального французского народа. Никогда не знаешь, чему именно и в какой момент суждено переполнить чашу терпения многострадального народа…

Но это к слову. Может быть, и Французской революции бы не случилось, если бы не произошло одно знаменательное для Голландии событие.

Вообще говоря, голландцы народ не особенно вороватый – тут и кальвинизм играет роль, и теснота проживания: бежать особенно некуда. Другое дело в России – спер чего-нибудь и драпай хоть в Пензу. А в Голландии сто раз подумаешь. Но зависть, как говорится, раньше нас родилась, и соседние садоводы, полюбовавшись на диковинные цветы в Hortus Botanicus, удержаться не смогли – как-то ночью, под прикрытием темноты, они пробрались в сад Клюзиуса и выкопали несколько луковиц. Клюзиус небось и не заметил пропажи, а Дирк Клаут, скорее всего, заметил, но промолчал, чтобы и ему не досталось: не уследил. Конечно, заметил, иначе откуда бы мы узнали, что кража состоялась? С этого все и началось.

Тут как-то все совпало.