Голландия и голландцы. О чем молчат путеводители

Тут Ян заспорил с Альбертом по поводу какой-то даты – то ли 1571 год, то ли 1579-й или какие-то другие годы, не берусь сказать. Не зная, кто из них прав (как потом выяснилось, оба – они говорили о разных событиях), я подумал, что впервые вижу, как кто-то решается спорить с Альбертом на исторические темы.

По соседству с собором расположено старинное административное здание Утрехтского университета. Дубовая, окованная железом дверь была открыта, но Ян задержался у входа, полез в карман и извлек огромный старинный ключ – не ржавый, а покрытый тонкой шоколадной пленкой окиси железа, как знаменитые индийские колонны. Скважины не было.

– А тогда была, – огорчился он. – Я стащил этот ключ во время войны, потому что здесь хранились личные акты студентов.

Как выяснилось, интерес к личным делам студентов не был абстрактным. Когда в декабре 1942 года немцы потребовали от всех студентов подписать заверение в лояльности, угрожая в противном случае репрессиями, Ян и его друзья с помощью этого самого ключа проникли ночью в здание и сожгли в камине все личные дела.

– Потом был большой шум, – сказал Ян. – Так как картон горит плохо, пришлось подлить бензину. Пламя было такое, что на втором этаже плавились бронзовые скульптуры. Утром никто ничего не мог понять.

Этот старинный ключ показал, насколько серьезно Ян отнесся к своей роли гида. Он то и дело вынимал из кармана напечатанный на добром старом «Ундервуде» конспект прогулки с номерами всех домов, которые нам надлежало осмотреть, а потом, в конце, когда мы пили кофе на берегу канала, достал из портфеля ящичек из-под сигар, набитый реликвиями времен войны. Но об этом позже.

Мы поднялись в актовый зал, и я впервые понял, что это значит – университет, основанный в начале семнадцатого века. Стены представляют собой сплошную галерею портретов ректоров и профессоров, начиная с рембрандтовского вида жителей Средневековья, в черных кафтанах с широкими белоснежными плиссированными воротниками, и кончая вполне современными господами при галстуках. Массивные дубовые столы в виде буквы «П», высокие кресла. Кресло ректора отличается от прочих тем, что оно чуть выше и обито гобеленом с каким-то торжественным шитьем.

В этом самом зале в конце сорокового года обсуждался вопрос, как реагировать на приказ немцев убрать евреев-преподавателей. Уже было известно, что Лейденский университет – как профессора, так и студенты – объявил забастовку. В Утрехте решили пока не обострять отношений с оккупантами, и, хотя это решение выглядит не так красиво, как в Лейдене, время показало, что они были правы – удалось, по крайней мере на время, избежать ненужных репрессий. В Лейдене просто не поняли, с кем они имеют дело…

Вообще, голландское Сопротивление заключалось главным образом в спасении евреев, в частности детей. Недавно вышла книга о Сопротивлении – страниц на пятьсот, великолепно документированная, содержащая сотни свидетельских показаний о том, как все это было. Ян М. – один из главных героев этой книги.

– Это очень важный дом, – сказал Ян, показывая на старинное тяжеловесное здание в центре. – Там была студенческая пивнушка. Она там, впрочем, и сейчас, но таких сосисок уже нет. Попросив разрешения у двух похмельных парней, потягивающих пиво на тротуаре, мы вошли в дом. В нос ударил многолетний запах пива. Беспорядок в огромном, обитом дубовыми панелями и уставленном неподъемной дубовой же мебелью зале был просто ужасающим – накануне тут происходила пьянка по поводу дня рождения королевы, закончившаяся массовым побоищем между утрехтскими и роттердамскими студентами. Трофеи этой битвы в виде несметного количества порванных пиджаков, рубашек, брюк и галстуков были аккуратно развешаны высоко под потолком на огромной люстре из кованого железа. По залу сомнамбулически слонялся здоровенный похмельный парень в грязной оранжевой майке. Ему, по-видимому, была поручена уборка помещения. Время от времени он с мученической гримасой, стараясь не наклонять голову, приседал за каким-нибудь незначительным клочком бумаги или огрызком сухаря – инстинктивно выбирал работу полегче.