На этот раз все были дома. Володя выглядел несколько уставшим после португальских гастролей, но в хорошем настроении, внимательный, теплый и забавный, как всегда. Он курил сигарету за сигаретой, и периодически его сотрясал тяжкий астматический кашель, так что даже лицо синело.
– Тебе надо бросать курить, – сказал я. – Или, по крайней мере, сократить. Ты куришь преступно много.
– Я уже сократил, – сказал Володя. – Не больше двух пачек в день.
– Две пачки? – ахнул я. – Да кто же курит по две пачки?
– Знаю, знаю, – грустно констатировал он. – Я знаю, что мои легкие черны, как грозовое небо. Но я русский, и умом меня не понять.
– Какой ты русский! Ты – полуеврейский, – сказал я.
Но он уже был вне разговора. Глаза его поголубели, он завел их к потолку, прислушиваясь к возникшей мысли.
– Умом Россию не понять, – тихо сказал он, – и мал аланом не измерить.
– Каким еще малаланом? – в первую секунду не понял я и тут же начал хохотать. Ясное дело, Аршин мал алан, героем популярной в свое время оперетты Узеира Гаджибекова. Чем же еще не измерить Россию?
Впрочем, не только Россию. Никакую страну никаким мал аланом не измерить и никаким умом не понять. Попробуйте измерить мал аланом Нидерланды, фанатическую, ничем не объяснимую преданность народа своей земле… А каким умом поймешь и каким мал аланом измеришь Германию, загипнотизированную истерическими выкриками австрийского ефрейтора…
Таня (которая не Штерн, а Тарасова) вступилась за мужа.
– Вы поглядите на него, – сказала она, – советчик! У него пейсмейкер, а он водку пьет, как сапожник, и трубку свою вонючую изо рта не выпускает!
– Ничего не вонючую! – возмущенно воскликнул я.
– Ну, не вонючую, – согласилась Таня, поняв, что это самое обидное из всего, что она сказала.Знакомый сантехнический динозавр взревывал ночью несколько раз, но я настолько устал, что констатировал этот рев почти подсознательно и тут же снова засыпал.
Утром я получил нагоняй от Илечки за то, что неправильно собрал кофеварку.
– Шлемазл! Козлетон! – выкрикивала она со смеющимися глазами свои любимые ругательства, вытирая пролившийся кофе. – Простой вещи не можешь сделать! Если знаешь, что у тебя руки не тем концом вставлены, дождался бы меня!
– Тебя дождешься! – защищался я. – Спишь, как сурок!
– Сам сурок! – возмутилась Иля. – Не подходи к плите! Я принесу тебе твой поганый кофе.
– Какой есть, – мрачно сказал я. – Я его у тебя нашел.За завтраком, как и в прошлый раз, заболтались немного, но тут пришла пора Володе уезжать. Мы распрощались, расцеловались, погрустили и тронулись в путь.