Голландка

— Не болеешь? — вопрошал тем временем старший Кореев. Про остальных он не уточнил, хотя прекрасно знал, что бабушка Ланы еле справилась с воспалением лёгких. Про саму Йоланду Даниил еще не рассказывал. И не потому, что не хотел беспокоить отца: ему вряд ли это будет интересно, не то что волнительно. Потому что банально не хотелось слушать нравоучения. Он прекрасно представлял, что ему посоветуют. Сдать Лану в больницу, оставить семье — в общем, сложить с себя ответственность. Вряд ли Павел бы обрадовался, узнав, что Даниил провёл неделю, обмывая больную и таская ее в туалет.

— Нет, нормально все, — буркнул Даниил. Говорить не хотелось.

Хотелось вернуться к тёплому боку жены, завернуть ее в одеяло и свои объятия и доспать еще часиков шесть-восемь.

— Знаешь, мы тут с бабушкой-дедушкой подумал, ну ее нафиг, ту Европу. Дикие они, вон снега пара сантиметров выпала — вся жизнь встала. Возвращайся, к черту тот институт, у вас даже занятий нормальных уже месяц нет! — ругался отец по телефону. Даниил прижал трубку плечом к уху и тихо заглянул в спальню, проверить Йоланду. Она улыбалась во сне, повернувшись набок и подложив, как маленькая, сложенные ладони под щеку.

— Пап, тут такая ситуация… Я, наверное, вряд ли приеду. Этим летом — точно нет. Может, следующим, с Ланой вместе, — внезапно решившись, выдал Даниил. Отец на минуту затих.

Переваривал новости.

— Как это следующим летом с Ланой? Ты же насовсем уже тогда вернёшься. Она с нами решила жить? Вы решили по-настоящему сойтись?

Как парень ни вслушивался в отцовский голос, не смог понять, чего там было больше: энтузиазма, изумления или радости. То есть его вполне устроит, если Даниил на самом деле останется женат на голландке?

— Мы еще ничего не решили, с Ланой я этого не обсуждал, — осторожно пояснил он. — Но если что-то будет зависеть от меня, мы с ней сойдемся по-настоящему. Только вряд ли я тогда насовсем вернусь.

— Ты решил голландский паспорт получать? — понимающе хмыкнул отец. — Вот это правильно. Это мой сын. Растёшь!

Даниил открыл было рот, чтобы начать спорить, да так и замер.

Получается, если он объявит о своих чувствах, Лана поймёт точно так же? Что он теперь хочет паспорт и потому остаётся? Распробовал вроде как голландские хлеба, решил задержаться на ПМЖ…

И как ему теперь доказывать, что он не верблюд?

То есть, что он все серьезно?

Может, и правда позвать ее жить в Россию? Работает она по удалёнке, ей, по идее, все равно, откуда на Шаттерсток фото грузить. Но приживется ли Лана? И вообще, захочет ли даже пробовать?

Даниил тяжело уселся на диван, вполуха слушая радостные возгласы отца.

На душе было смурно и тоскливо.

Глава 18

Угловой балкончик успел за утро прогреться и сейчас с неохотой отдавал тепло. Даниил ворочал угли, политые специальным поджигающим составом, дожидаясь, пока они достаточно разгорятся, чтобы на решетку можно было уложить овощи.

Крепкий, терпкий дубовый дым окуривал ближайшие ветки.

Верхний этаж, так что соседям сверху они не помешают, а неприятная тетка с нижнего этажа пусть нюхает вместе со своей собакой и завидует.

Стены справа и слева отгораживали территорию от любопытных взглядов. Была бы это их собственная квартира, Даниил бы подумал о застеклении под лоджию, но смысл, если через пару лет им снова придётся переезжать. Он успел изучить критерии выдачи социального жилья и видел, что семьям с детьми положена куда большая площадь, чем у них сейчас. Так что заведут ребёнка — и снова ремонт.

Он покосился на безмятежно прижмурившуюся, уставшую даже от перехода из спальни на балкон Йоланду. Речь о детях вести еще рано, им бы со взаимоотношениями сначала разобраться. Ему-то все ясно, а вот девушку убеждать придётся. Наворотил он в свое время глупостей. И наговорил, и наделал. Как ей теперь объяснять то, что он и сам осознал только когда выставил Татьяну за дверь?

И то не до конца.

Окончательно Даниил понял, что влюбился, когда Лана заболела. Лежала беспомощная, не в силах пошевелить рукой, а он метался между ее комнатой и кухней, обуреваемый ужасом и паникой. Это он для виду шутил, для поднятия ее настроения и бодрости. Внутри же выл от животного страха: а вдруг его жена не справится?

Что он тогда будет делать?

Как-то за прошедшие полгода он успел срастись, привыкнуть к Лане настолько, что теперь без нее не мыслил дальнейшего существования.

Самому ведь не верится.

Еще год назад он считал ее коровой, рядом с которой стыдно рядом стоять. Теперь же он видит умную, сильную, храбрую девушку, быть с которой почтёт за честь любой разумный мужчина. Жаль, что у него этой разумности раньше было маловато. И чем он только думал, когда заводил роман с Татьяной? Уж не головой, точно.

Зачем ему женщина, которая ненавидит сама себя? От большой любви к собственному лицу и телу пластику не делают. Правильно тогда сказала Лана: счастливые люди на наркоту не садятся.

Вот жена его не такая. Она умеет наслаждаться каждым днем, даже если жизнь выдаёт ей лимоны.

И апельсины.