Голландская могила

Губернатор Берг раскачивался на стуле, задыхаясь и хватая ртом воздух, но не останавливался.

– Небо было ясное. Светила луна. Но звёзды всё равно были ещё ярче. А ты когда-нибудь наблюдал за звёздами в ночном полярном небе? Восхитительное зрелище. Я думал, что если уеду оттуда, то забуду всё, что случилось в доме, и запомню только звёзды. Но это, конечно, невозможно – это я понимал. Надо было вернуться в Лонгиер и сообщить о несчастном случае. Никто бы не осудил меня. Это был несчастный случай. Трагическое стечение обстоятельств. Но в домике остались мои шапка и перчатки. Когда я только приехал, то положил их на стул. Как раз на тот, на котором ты сейчас сидишь. Пальцы и уши у меня дико замёрзли. Без шапки и перчаток ехать я не мог. Поэтому я вернулся, чтобы забрать их. Тот молодой мужчина неподвижно лежал на полу, мёртвый. В избушке было очень тепло и уютно. Я сел – хотел немного обогреться. Именно тогда я всё понял. Признайся я, что убил человека, пусть даже и случайно – и меня наверняка оправдали бы. Но на карьере можно было бы поставить крест. Во всяком случае, о должности губернатора сразу стоило забыть. Какой позор – ты представь только! А моя жена?! Как же она? Она занимается политикой в Аскере. Её карьере тоже пришёл бы конец, а уж этого допускать было никак нельзя. Пусть это был несчастный случай – меня всё равно считали бы убийцей. Если уж рассказывать о случайном выстреле, то скажу, что этот парень сам застрелился – так я решил. Я заметил в углу старый маузер. Он наверняка привёз его из Лонгиера. А что, если подстроить всё так, будто он выстрелил сам в себя? А что, если это вообще самоубийство? Ведь ясно, что у него крыша поехала. Если бы мне только удалось воплотить эту идею, то можно было спокойно ехать домой и сообщить об ужасной находке в моём собственном домике. Но только так, чтобы сам я оставался вне подозрений. Однако возникла одна маленькая проблема. Свинцовая пуля – она не совсем обычная. Такого револьвера, как у меня, больше ни у кого на Шпицбергене нет. Найдут пулю – и поймут, что я причастен к этому несчастному случаю. Поэтому мне надо было отыскать пулю первым. Такие свинцовые пули – мягкие. Они оставляют на теле серьёзные раны, но при соприкосновении с чем-то твёрдым сильно деформируются. Я начал осматривать стены и всё, что на стенах висело. Тот человек лежал на полу с открытыми глазами. Он был мёртв, но взгляд его будто обжигал меня. Я заставил себя опустить его веки, и мне стало легче. Вот только пули нигде не было. В конце концов я догадался – она застряла у него в горле! – лицо губернатора медленно искажалось зловещей гримасой. – До сих пор не пойму, как я это сделал. Но я сел на пол, прямо в лужу крови, и перевернул его. Мне тяжело пришлось – он был почти неподъёмный. На шее у него открытой раны я не увидел. Там была только небольшая отметина от пули. Я подумал, что пуля застряла внутри. Вот если бы её вырезать… Я подумал, что маузер… Ну, ты понял, да?

Я достал свой нож, тот, что всегда ношу с собой на ремне. Но пули не нашёл. Я ковырнул глубже и вдруг догадался: видно, пуля застряла в шейных позвонках. Да, скорее всего, так оно и есть. Я сидел на полу, прямо в крови. И кровь начала издавать запах – такой неприятный, сладковатый… Не очень сильный, но отвратительный, да… Это оказалось непросто. Тебе, может, и не верится, но сила для этого нужна немалая. Но пулю просто необходимо было вытащить. Если бы её нашли, то сразу поняли бы, что убили его из моего револьвера. На Шпицбергене такие патроны только у меня. И многие видели, что я ношу револьвер на ремне. Большинство, полагаю, мне даже завидуют. Легендарный револьвер, – он гордо улыбнулся, прервав на секунду свой жуткий рассказ.

Они немного посидели молча.

– Нужно было вытащить пулю, – вновь заговорил губернатор, – назад пути не было. Ведь теперь на шее у него была рана… Я вонзил нож ещё глубже и попытался выковырять пулю, и тут он внезапно вздрогнул. По телу его пробежала судорога… Это было ужасно. Казалось, что он всё ещё жив. Я крепко держал нож, но теперь на шее появился большой порез. Теперь история про выстрел из маузера никуда не годилась – от выстрелов такие раны не появляются. Это я прекрасно понимал… А он всё дёргался и бился. Неужели он по-прежнему жив? Я испугался. Дикий страх охватил меня. Может, именно так с ума и сходят? Или этот кошмар мне просто привиделся? Он лежал на полу и дёргался, с почти отрезанной головой… Почему же он не умер? А потом… Не знаю, что на меня нашло… Наверное, я… Нет, не знаю. Я взмахнул ножом и отрезал ему голову. И увидел пулю. В шейном позвонке. Я вытащил её и положил в карман.

На мгновение Кнуту показалось, будто бы он спит. Будто невыносимая духота, монотонный голос и жуткий рассказ – всё это во сне. А потом вдруг голос стих. Тишина длилась долго.

Он поднял голову и увидел блестящие глаза губернатора. Тот улыбался.

– Хочешь на неё взглянуть? Она у меня здесь, в кармане, – прошептал он, словно доверяя Кнуту свою самую драгоценную тайну.

Глава 24. Противостояние