Голландская могила

Инспектор Роуз задумчиво посмотрел на него и подвинулся, чтобы стюард уместился рядом с ним на узком диванчике.

– Хорошо, что вы пришли, – сказал инспектор, – по опыту знаю, что преступления обычно порождаются тем обществом, где совершаются. Повод может быть совершенно случайным, но глубинные причины, как правило, скрыты в обществе, где совершено преступление. А насколько я понимаю, в Ню-Олесунне вы знаете всех и вся?

– Вы всё о старом. Я вообще-то хотел кое-что ещё обсудить. В столовой тоже болтают об убийстве, рассказывают всякие страсти и пугают друг дружку, – стюард довольно улыбнулся и вытащил пачку табака.

– Да ты прекрасно знал, что мы тут именно это и обсуждаем, – не поверил Турбьёрн, – к тому же курить у нас запрещено.

Кнут смущённо отвёл глаза, а стюард расхохотался.

– И это мне говорит человек, который сегодня ночью на вечеринке на итальянской станции выкурил штук двадцать самокруток?! А потом ещё и зажевал табаком, потому что у новой поварихи только он и нашёлся? И который потом блевал у неё в ванной?

Всё это стюард сказал по-норвежски, поэтому Эмма Роуз перевела вопросительный взгляд со стюарда на Турбьёрна.

– О чём это вы?

– Турбьёрн прав. Я хочу что-то вам рассказать. Но… – стюард перешёл на английский, – вы должны мне кое-что пообещать. Не говорите, что узнали об этом от меня. Поговорите с плотником сами, ладно? Если люди узнают, что я рассказал кому-то о том, что мне самому сболтнули по пьяни, то вскоре в Ню-Олесунне меня начнут недолюбливать.

Он огляделся. Никто не ответил, и стюард продолжал:

– Вчера за завтраком я вам рассказал, что зимой проезжал мимо Птичьего мыса на снегоходе. Просто из интереса я попытался вспомнить, когда именно это было. На камбузе у нас есть календарь, в котором мы отмечаем, чьё сейчас дежурство, кто в отпуске и где мы находимся. И я установил, что ездил туда на выходных в начале марта – это было десятое и одиннадцатое, – он на секунду умолк и отхлебнул кофе, – в те же выходные плотник тоже ездил прогуляться. Я это запомнил, потому что сначала он просился поехать со мной. Они с машинистом сильно повздорили. Над плотником в мастерской часто подшучивают. Машинист дружит с электриком и механиком, и они то и дело придумывают всякую дурь, чтобы зацепить плотника. А тот слегка туповат. Но зато добрый.

– Значит, вы ездили туда не один? – уточнил Себастьян Роуз. – Вы это хотели сказать?

– Да нет же, я-то был один. Подождите, скоро я дойду до сути. Плотник, похоже, понял, что я хочу покататься в одиночку, поэтому поехал в Йенсебю – там на горе на берегу Конгс-фьорда стоит домик. Чтобы заночевать там, нужно сообщить заранее – иначе можешь приехать, а мест нет, и придётся тебе спать на полу. Вчера вечером я поговорил с плотником. И он подтвердил, что ночевал в Йенсебю в первые выходные марта. И ездил туда один.

– Но Йенсебю далековато от Птичьего мыса, – перебил его Кнут, – не сказал бы, что это какие-то особо ценные сведения.

– Да подожди ты, я не закончил ещё. Плотник добрался до избушки поздно вечером в пятницу. Он приготовил еду – зажарил в печке мясо, выпил пару банок пива, сварил кофе, заполировал коньяком. Посидел немного и пошёл спать. А потом его разбудил шум мотора. Плотник вышел и увидел, как со стороны ледника Конгсбреен с дикой скоростью мчится снегоход. И плотник посмотрел на часы. Было около пяти утра.

Турбьёрн вытащил карту местности и разложил её на столе.

– А разве через этот ледник можно проехать на снегоходе?

– Плотник говорит, что именно так всё оно и было. Человек на скутере. Появился со стороны ледника и проехал мимо Йенсебю. Плотник потом стоял и смотрел ему вслед.

– Это был кто-то из знакомых? – спросил Себастьян Роуз.

– Нет, когда на тебе костюм для скутера, тебя родная мать не узнает. Хотя плотник уверен, что это был мужчина. Но, возможно, это просто потому что женщину на скутере в тех местах, да ещё и в одиночку, вообще представить сложно. И, в целом, женщины более осторожны. Но он думает, что снегоход был новый, «Ямаха». Тёмный. Впрочем, таких скутеров много, так что это ни о чём не говорит.

В комнате воцарилась тишина. Издалека, с усыпанной гравием площадки перед столовой доносились голоса, а время от времени слышалось жужжание электростанции.

– Вот что странно, – спокойно продолжал стюард, дошедшей наконец до сути, – этот человек был не из Ню-Олесунна. В то время нас тут было довольно мало. Кто-то как раз тогда в отпуск уехал, а кто-то был в Лонгиере. И все мы знали, кто где находится. Те, кто поехал кататься на снегоходах, заранее забронировали места для ночлега. А все те, кто собирался участвовать в общем субботнем ужине, явились на ужин. Человек на снегоходе был не местным. Я проверил все списки – плотник прав. Тот человек с Конгсбреена был не из Ню-Олесунна.