Читаем Голливуд полностью

Правда, ощущение было поганое. Конечно, у меня на лбу написано, что я с «бодуна», небрит, одет черт-те во что. И годы бедности наложили на меня свой отпечаток. Но разве можно судить о человеке только по внешности? А слова? А поступки?

— Мать честная, — засмеялся я, — того и гляди, нам вообще никто дом не продаст!

— Этот парень — просто дурак, — сказала Сара.

— Но его контора располагает самой большой сетью недвижимости в штате.

— Он дурак, — повторила Сара.

Ощущение униженности не проходило. Может, я и в самом деле какой-то ублюдочный, и единственное, что умею — стучать на машинке? И то нерегулярно.

Дорога резко пошла в гору.

— Куда это нас занесло? — спросил я.

— Топанго-каньон называется.

— Выглядит подозрительно.

— Да нет, вполне нормально. Если не обращать внимания на грязь и хипарей.

Я заметил вывеску — «Обезьяний рай». Это был бар. Я припарковался к тротуару, мы высадились. Вход блокировала целая куча мотоциклов.

Мы вошли в зал, набитый молодняком в кожанках и грязных шарфах. Лица многих исполосованы шрамами. Много бородатых, по большей части недомерков. Глаза у всех какие-то выцветшие, круглые и пустые. Казалось, эти люди приклеились к стульям и неделями не сходили с мест.

Мы нашли пару свободных табуретов.

— Два пива, — распорядился я, — и бутылку какого-нибудь пойла.

Бармен засеменил выполнять заказ.

От пива нам с Сарой сразу полегчало.

Я заметил, что с другого конца стойки на нас уставилась чья-то рожа. Круглая и слегка дебильная. Ее обладателем был молодчик с грязно-рыжей шевелюрой и такой же бородой. С абсолютно белыми бровями. Нижняя губа отвисла, словно ее тянул вниз невидимый груз. Рот слюнявый.

— Чинаски, — выговорил он. — Сукин сын, Чинаски!

Я чуть кивнул.

— Один из моих читателей, — сказал я Саре.

— О! — отозвалась она.

— Чинаски! — услышал я голос справа.

— Чинаски! — эхом откликнулось еще откуда-то.

Передо мной на стойке появилось виски. Я поднял стакан: «Спасибо, ребята!» — и опрокинул.

— Не так резво, — сказала Сара. — Не забывай, где ты находишься. А то мы с тобой отсюда никогда не выкатимся.

Бармен принес еще виски. Он был коротенький, с багровыми шрамами по всему лицу. И выглядел покруче своих клиентов. Он встал возле нас и уперся в меня глазами.

— Чинаски, — сказал он. — Величайший в мире писатель!

— Если вы настаиваете, — ответил я, взял стакан и передал Саре, которая махнула его залпом. Сара кашлянула и поставила стакан на стойку.

— Это чтобы тебе меньше досталось.

Вокруг нас потихоньку скапливался народ.

— Чинаски, Чинаски… Мать твою… Я все твои книжки прочитал. Все до единой! Надо же — могу вот так запросто хлопнуть тебя по заднице! Чинаски, давай дернем на пару! Хочешь, я тебе твой стишок прочитаю?

Я расплатился, и мы дали ходу. Мне опять бросились в глаза кожаные куртки, бледность и атмосфера безрадостности.

Что-то жалкое было во всех этих беднягах, я почувствовал безотчетную тоску, и мне захотелось протянуть к ним руки, обнять и утешить, как какому-нибудь Достоевскому, но я, слава Богу, смекнул, что они только рассмеются мне в глаза.

Этот мимолетный приступ сострадания гроша ломаного не стоил.

Они проводили нас до машины. «Чинаски, Чинаски… А кто эта прекрасная леди? Ты ее не стоишь, парень! Чинаски, куда же ты, выпей с нами! Будь человеком! Будь таким, как твоя писанина, Чинаски, не будь мудаком!»

Они, конечно, имели на меня право. Мы сели в машину и медленно двинулись сквозь толпу, которая нехотя расступалась, посылая нам воздушные поцелуи. Кто-то хлопнул ладонью по стеклу…

Я вырулил на шоссе.

— Значит, это и есть твои читатели? — спросила Сара.

— Да, видимо, мой основной контингент.

— А порядочные тебя совсем не читают?

— Надеюсь, что читают и они.

Дальше мы ехали молча. Потом Сара спросила:

— О чем ты думаешь?

— О Деннисе Боди.

— Кто такой Деннис Боди?

— Мой единственный школьный друг. Я думаю, что стало с ним теперь.

По дороге я увидел вывеску «Недвижимость. Фирма «Радуга».

Я припарковался. Место для стоянки было плохо вымощено, в ямах и выбоинах. Мне удалось найти более-менее ровную площадку. Мы пошли в контору. Прямо на пороге сидела жирная грязно-белая курица. Я поддел ее носком. Она встрепенулась, выпустила дерьмеца, впорхнула в комнату, выбрала местечко в уголке и уселась.

За столом сидела дама лет сорока пяти, костлявая, с прямыми седыми волосами, украшенными красным бумажным цветком. Она прихлебывала пиво и курила «пэлл-мэлл».

— Ах, батюшки, здрасте! — обрадовалась она нам. — Ищете что-нибудь в наших краях?

— Можно сказать и так, — ответил я.

— Будем считать, вы так и сказали! — захохотала она.

Дама, не отрываясь, допила пиво и протянула мне визитку:

«Радуга». Продажа недвижимости.

У нас есть то, что вам нужно.

Лайла Грант, к вашим услугам.

Лайла поднялась с места.

Не заперев дверь конторы, она села в машину. Это была «комета» 62-го года выпуска. Я сразу ее узнал, у меня когда-то была такая. Она выглядела точь-в-точь как моя крошка, когда я продавал ее на металлолом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее