Голливуд

Зутник подписал от имени Фридмана и Фишмана. Две копии. Дело было сделано.

Вдруг Зутник рассмеялся. У него как будто камень с души свалился.

— Юридическая практика день ото дня делается все забавнее. Джон отключил пилу. Зутник подошел к шкафчику, висевшему на стене, достал оттуда бутылку и три стакана, поставил на стол и разлил.

— За нашу сделку, джентльмены!

— За сделку, — повторил Джон.

— За сделку, — эхом отозвался писатель.

Мы выпили. Как оказалось, бренди. Кино закрутилось снова.

Я проводил Джона до машины. Он швырнул пилу на заднее сиденье, сам сел за руль.

— Джон, — заговорил я, стоя на тротуаре, — можно задать тебе серьезный вопрос?

— Конечно.

— Скажи честно насчет «Блэка и Деккера». Я буду молчать как могила. Неужели ты и правда собирался пустить пилу в ход?

— Ясное дело.

— И отрезать кусок за куском?

— Ну да. В таком деле, раз уж начал, пути назад нет.

— А ты силен, старик.

— Ерунда. Но вообще-то я проголодался.

— Позволь угостить тебя ланчем.

— Ладно уж. Я знаю одно местечко. Садись в свою тачку и следуй за мной.

— Отлично.

Я ехал за Джоном по Голливуду, и нас приветствовали славные тени Альфреда Хичкока, Лаурела и Харди, Кларка Гейбла, Глории Свенсон, Микки Мауса и Хамфри Богарта.

Прошло не больше недели. Я играл на ковре с котенком. Зазвонил телефон. Трубку сняла Сара.

— Да? А, привет, Джон. Да, дома. По понедельникам и вторникам заездов нет. Что? Ах ты, Господи! Минутку, я Хэнка позову. Я поднялся с пола и взял трубку.

— Привет, Джон.

— Хэнк, мы опять в жопе.

— Что случилось?

— Эдлман собирался продать за нашей спиной права на «Танец Джима Бима» за семь миллионов. Ребята, которых я нанял для поисков нового продюсера, когда мы еще работали с «Файерпауэр», сообщили, что группа Эдлмана предлагала продать эти права им.

— Но у них же самих этих прав пока нет.

— Они утверждают, что есть. Предъявили пакет: сценарий, актеры, смета. Они собирались потихоньку откупить у нас права по дешевке.

— Мерзавцы.

— Опять мы попались на крючок жуликам. Такие вот дела. Так что с Эдлманом полный финиш. Надо начинать охоту за новым продюсером. Я было не хотел тебя зря волновать, но потом решил, что лучше тебе знать все как есть.

— Ты прав. А как охота?

— Обзваниваем всех подряд. По телефону быстро соглашаются, а как покажешь сценарий, дают задний ход. Все отказываются. Прямо как увидят сценарий, так и кричат «нет!». Две первоклассные «звезды» и бюджет, немыслимо низкий для такой ленты, а они нос воротят. Фильм наверняка принес бы доход. Неслыханная глупость с их стороны.

— Им не нравится сценарий, — сказал я.

— Не нравится.

— А мне они не нравятся. Все до одного.

— Но мы продолжаем поиски. Обязательно должен найтись кто-нибудь, кто клюнет.

— Вряд ли.

— Будем стараться.

— Ценю твое упорство.

— Не переживай.

— Ладно.

Я вернулся на ковер к котенку, который с удовольствием играл концом веревки.

— Фильм опять застопорился, — сообщил я Саре. — Сценарий никому не нравится.

— А тебе самому нравится?

— Во всяком случае, он получше тех, что мне приходилось видеть. Хотя, возможно, я ошибаюсь. Джона жалко.

Котенок бросил веревку и вцепился мне в руку. Расцарапал до крови. Я пошел в ванную и протер руку перекисью водорода. Увидел в зеркале свое отражение: лицо старика, написавшего сценарий. Дерьмо. Я поспешил выйти.

Во время скачек никаких дурных вестей я не получал, потому что дома меня не было и меня не могли найти.

Я ездил на скачки, возвращался домой, ужинал, смотрел с Сарой телевизор, поднимался наверх к своей бутылочке и машинке. Писал поэму. Денег на стихах не заработаешь, зато получаешь удовольствие.

Еще через пару недель позвонил Джон.

— Опять мы в дерьме, — сказал он. — Совсем худо дело.

— А что такое?

— Да вот, нашли продюсера, все ему понравилось, даже сценарий. Говорит: «Я возьмусь, приноси бумаги, я подпишу, и будем запускаться». Подготовили документы, я уже собрался к нему ехать — звонок: «Не могу делать фильм». Прорезался какой-то известный режиссер, который утверждает, что у него все права на произведения Генри Чинаски. «Ничего не поделаешь, — говорит, — сделка не состоится».

Генри Чинаски — имя, которое я использую в своих романах. И в сценарий я тоже его ввел.

— Что за понты? — спросил я.

— Да не понты; ты же продал права на Генри Чинаски.

— Это вранье. Но даже<если и так, надо всего лишь изменить имя, вот и все.

— Нет, не все; в контракте речь идет не об имени, а о персонаже, независимо оттого, как его зовут. Права проданы навсегда!

— Не может быть…

— По-видимому, когда ты продавал режиссеру Эктору Блэкфорду роман «Транспортный чиновник», заодно уступил и права на все экранизации.

— Да, я продал права на экранизации. Всего за две тыщи баксов. Я тогда с голоду помирал. Эти деньги казались мне баснословными. Между прочим, «Транспортного чиновника» Блэкфорд так и не поставил.

— Не имеет значения. По контракту права принадлежат ему на веки вечные.

— А как все это вылезло наружу?