Голливуд

— Пятьдесят баксов в день плюс комната и содержание — вот все, что я могу ей предложить, — сказал Фридман Джону.

Джону удалось уговорить его раскошелиться еще и на оплату перелета в Калифорнию.

Мне полагалось получить часть гонорара в первый день съемок. «Файерпауэр» обязалась заплатить Джону, а из этих денег он должен был выделить мою долю. Но никто никому ничего не заплатил. По-моему, вообще никто из съемочной группы не получил ни гроша.

Поэтому я решил пойти на банкет прокатчиков. Надеялся выяснить там у Фридмана, где застряли мои денежки.

Банкет назначили в пятницу в ресторане «Лимонная утка» — просторном мрачноватом заведении с большим баром и достаточным количеством посадочных мест. К нашему с Сарой приходу почти все они уже были заняты. Прокатчики понаехали со всего света. Выглядели они безмятежно и даже, пожалуй, брезгливо-устало. В основном ели, тщательно обдумывая заказ, говорили немного, пили мало. Мы нашли столик в сторонке, в углу.

Вошел Джон Пинчот и сразу устремился к нам. Подошел, улыбаясь: «Вот кого не ожидал здесь встретить. Нет ничего занудней банкетов прокатчиков. Кстати, у меня тут с собой…»

Он раскрыл сценарий в голубом переплете.

— Вот в этом месте надо сократить полторы минуты. Сделаешь?

— Конечно. А ты насчет выпивки не похлопочешь?

— О чем речь!

— Джон прав, — сказала Сара, — особого веселья тут не наблюдается.

— Может, с нашей помощью дело поправится, — сказал я.

— Хэнк, мне уже надоело отовсюду уходить последними.

— Что ж тут особенного…

Я принялся вычеркивать текст. Мои персонажи страшно болтливы. Все до одного.

Джон принес выпивку.

— Ну как, кромсаешь?

— Укорачиваю языки.

— Хорошо бы еще с выпивкой укоротить.

— С выпивкой не получится. Ее никогда не бывает слишком много. Вдруг раздались аплодисменты.

— Фридман, — сказала Сара.

Да, это был он — в засаленном костюме, без галстука, с оторванной пуговицей на мятой рубашке. Фридману было не до таких пустяков, как одежда. Но зато улыбка у него была очаровательная, а глаза прямо-таки буравили собеседников насквозь, почище любого рентгена. Явился из самого пекла, и жил в самом пекле, и готов был отправить туда каждого встречного-поперечного, только дай ему малюсенькую зацепку. Он переходил от стола к столу, отпуская короткие меткие замечания.

Пришла очередь нашего. Фридман отвесил Саре комплимент.

— Кстати, — я ткнул пальцем в сценарий, лежащий на столе, — сукин сын Пинчот заставляет меня вкалывать даже на банкете!

— И это хорошо! — ответил Фридман, повернулся и пошел дальше. Я сделал купюры и протянул сценарий Джону.

— Отлично, — сказал он. — Ничего существенного не выпало, а читаться будет просто здорово.

— Даже лучше.

Опять послышались хлопки. На этот раз по поводу явления Франсин Бауэре. Она еще не старушка, но старой закваски. Держится очень прямо и неторопливо поворачивает голову то вправо, то влево, то улыбнется, то посерьезнеет, то опять улыбнется. Вот она останавливается — секунд на десять, не дольше, раздумывая, куда ей присесть, и с достоинством идет вперед. Ее снова награждают аплодисментами. Вспыхивает магний. Она, расслабившись, останавливается на пару слов возле одного из столиков, потом продолжает свой путь.

Черт подери, подумал я, а сценарист-то? Тот, кто вдыхает жизнь (или заражает мертвечиной) в этих манекенов? Тот, кто заставляет биться их сердца, кто дарит им свои слова, побуждает к действиям, обрекает на жизнь или смерть — и все по своей воле? Где же этот человек? Кто и когда ловил его видоискателем? Кто приветствовал его овациями? А сценарист, как всегда, там, где ему положено быть — в темном углу, сидит и наблюдает.

И вдруг — батюшки! К нам приближается Франсин Бауэрс. Она улыбается Саре и Джону, а потом спрашивает меня:

— Вы вписали для меня эпизод с ногами?

— Франсин, все на месте. Ноги тебе обеспечены.

— Вы не пожалеете. У меня потрясающие ноги.

— Абсолютно в этом убежден.

Она наклонилась ко мне через стол, улыбнулась обаятельнейшей улыбкой, сверкнула глазами, продемонстрировала свои знаменитые туго обтянутые скулы: «И вы правы».

Затем выпрямилась и отошла к другому столику.

— Мне надо с Фридманом поговорить, — сказал Джон.

— Узнай заодно, когда деньги дадут.

Мы с Сарой сидели и изучали публику. Сара незаменима на всех гулянках. Она рассказывает мне, кто есть кто. Я без нее просто слепец. Я, признаться, невысокого мнения о человеческой природе и не очень-то стараюсь в нее вникать. Но Саре удается показать мне ее с забавной стороны, и я ей за это благодарен.

Вечер шел своим чередом. Мы с Сарой закуски по обыкновению не заказывали. Еда отнимает много сил, а после двух-трех стаканчиков совершенно теряет вкус. А вино, согреваясь, становится вкуснее. Откуда ни возьмись появился Джон Пинчот.

— Вон там, — указал он на какой-то столик, — один из фридмановских юрисконсультов.

— Отлично, — сказал я. — Он-то мне и нужен. Сара, за мной!